другую историю, тоже связанную с литературой. Когда меня спрашивают, почему я не читаю романов, я обычно отвечаю, что не хочу захламлять свой чердак, – раздался характерный звук: похоже, Холмс постучал пальцем по черепу. – На самом деле причина не в этом. Хотите знать правду?
– Нет, – сказал доктор. – Мне это неинтересно, – повторил он.
– И все-таки послушайте. Не знаю, как вы, а я просто места себе не нахожу. Мне нужно отвлечься, да и вам не помешает. Итак, однажды… это было в молодости, когда я бросался на любую задачу, достойную моего интеллекта, как волк на свежее мясо… так вот, однажды мне в руки попал какой-то роман. Из тех, которые вы читаете по вечерам, когда не заняты ни людьми, ни лягушками. Имя автора вам ничего не скажет, название тоже. Дурацкая история о молодом человеке и наследстве, которое он стремился получить. Автор в конце кое-как свел концы с концами, женив героя на богатой вдове. Никакой художественной ценности роман не представлял, но что-то заставляло меня перечитывать его раз за разом – так, как я впоследствии перечитывал раз за разом свидетельские показания в поисках зацепки. И, представьте себе, на восемнадцатой странице я нашел улику! Самую настоящую улику. Дальше я стал разматывать клубок, выискивая обмолвки, случайные детали, все то, на что сам автор не обращал никакого внимания. Книга сопротивлялась анализу, как олеронская устрица ножу, но я был настойчив. В конце концов события выстроились в стройную картину. Роман оказался подобным айсбергу – у него была подводная часть. Преступление – дерзкое и коварное, особенно потому, что почти все события совершались как бы на виду. Кстати, преступницей была вдова, а молодой человек – всего лишь ее орудием… Впрочем, неважно. Я столкнулся с двумя вещами. Во-первых, я твердо убежден в том, что все мои выводы справедливы. Я применил к роману дедуктивный метод, который никогда меня не подводил в реальности, и получил однозначный результат. И, во-вторых, я столь же твердо убежден, что автор не вкладывал в свой опус двойного смысла – во всяком случае, сознательно. Этот пошлейший писака даже не догадывался о том, что на самом деле происходило между его героями! А теперь подумайте, какой из этого следует вывод?
– Пока не понимаю, – осторожно сказал доктор.
Холмс глянул на него искоса, как ворона.
– Как сказал некий не очень удачливый сочинитель – точнее, его герой, – откиньте все невозможные версии, и та, которая останется, будет правдой, как бы невероятна она ни была. Итак, в романе содержалось то, чего автор туда не вкладывал. Это означает, что так называемая художественная литература не является чистой выдумкой, плодом произвола.
– Текст обладает внутренней логикой, это вам скажет любой филолог, – заметил Меслов.
– Вот, вот! А то, что обладает своей внутренней логикой, то есть своими законами, уже не является совершеннейшей фикцией. То есть миры, создаваемые писателями, в каком-то смысле реальны, – хотя, разумеется, их не существует в том же смысле, в котором существуем мы с вами. Но для самих себя они реальны, хотя, наверное, не все.