Под огнем поднял своих бойцов в атаку, а за нами уже подхватился весь десант. И мы так ударили немцев, что сходу смяли их оборону и ворвались в деревню. А там нас не ждали. Захватили мы тогда весь их транспорт и кучу пленных – удирать-то им не на чем… Да и плацдарм после этого получился такой, что немцам уже стал не по зубам… В общем, комдив поблагодарил за все, пожелал скорого выздоровления и сказал, что за мои действия представит к званию Героя.
– Так он что, папа, обманул?
– Не знаю, сынок. На фронт после госпиталя я уже не попал.
После этого отец обычно рассказывал про орден «Красного Знамени» и медаль «За отвагу», которые тоже не получил. В тот раз батя удивил тем, что впервые заговорил об этом в трезвом виде. Все наши с братом расспросы о войне он обычно игнорировал:
– Не дай вам Бог такое пережить, сынки. Какие там подвиги. На фронте мы о наградах не думали. Дожить бы до вечера. А ранят, не остаться калекой. Ничего интересного на войне нет. Что о ней рассказывать, – говорил он, закуривал папиросу и уходил в другую комнату.
Что он так разговорился теперь, даже не знаю. Но я не стал слушать те истории, которые уже не раз слышал от пьяного отца, вслед за Сашкой потихоньку выскользнул из дома и пошел во двор к ребятам.
В праздничные дни мы старались не попадаться матери на глаза и проводили время у друзей. Наконец вернулся с дежурства отец, разумеется, навеселе.
– Опять пьяный?! – налетела на него мать.
– Почему пьяный? Выпили немного с ребятами после дежурства за праздник, – добродушно ответил отец.
– А о нас ты подумал? Мы тут сидим, ждем его с работы, а он там с ребятами пьянствует.
– С работы я вернулся вовремя, – нахмурился отец, – Что ты, детуня, делаешь из мухи слона? Ну, выпили по рюмочке за полчаса до окончания дежурства. Что здесь такого?
– Знаю я ваши рюмки. Нализался, как свинья!
– Я свинья?! – мгновенно вышел из себя оскорбленный отец, – Ну, ладно, я тебе эту свинью запомню, – пообещал он.
– Запомни, запомни, – дразнила, как обычно, мать, – Если только завтра вспомнишь, пьяница.
– Я пьяница?! – окончательно рассвирепел отец.
– Пьяница-пьяница, – продолжила мстить за испорченный праздник «детуня».
– Я тебе покажу пьяницу. Пьяницу она нашла. Где ты видишь пьяницу? – возмущался, как всегда, отец, но уже спокойным тоном, продолжая переодеваться.
Его переодевание заключалось в том, что он снимал фуражку и парадный мундир. И это все – дома отец всегда ходил, как и на службе, в форменных брюках, рубашке и в сапогах. Штатской одежды и даже тапочек, сколько помню, у него никогда не было.
– Есть, что поесть? – спросил отец, так, на всякий случай, ибо ответ уже знал заранее.
– А для кого мне готовить? Ты там нажрался с друзьями, мне ничего не надо, а ребята и так не голодные, – ответила мать.
– Так и знал, – буркнул отец, схватил веник и принялся подметать всю