и отвернулась, давая тем самым понять, что разговор окончен.
Крики соседки меня раздражали. А еще мне хотелось начать хлопать в ладоши и орать браво, но я постеснялся это сделать. В конце концов, я трусливо сбежал в сон.
Разбудил меня вопль домофона. Было что-то около 9 утра, а это самое паскудное время для пробуждения: выспаться еще не выспался, но снова уже не заснешь. Короче говоря, выходной насмарку.
– Да, – не очень любезно буркнул я в трубку домофона.
– Доброе утро. Вот сейчас все болеют, а в библии написано… – затараторил женский голос.
– На заборе и не такое написано, – огрызнулся я и повесил трубку.
Сон был окончательно перебит, поэтому я отправился на кухню. Поколебавшись пару минут между кофе и японским порошковым чаем с почти что уринотерапевтическим названием «мача», я выбрал кофе. Я сварил себе чашку крепкого напитка, выпил и отправился смотреть Жванецкого. Благо, на винте у меня он был практически весь. Не знаю, кому как, а мне Жванецкий способен заменить и шампанское, и Женитьбу Фигаро.
Часов в одиннадцать, позвонил Господь.
– Привет, – сказал он, – не разбудил?
– Меня уже подняли слуги твоего конкурента.
– Заканчивай сравнивать меня с небесным Петросяном, – фальшиво обиделся он. – У меня сегодня подгорел суп, и я понял, что это знак, – перешел он к делу.
– Какой еще знак? – не понял я.
– Знак, что надо идти в гости. А так, как ты – наилучшая кандидатура… Надеюсь, ты не против? Я с неофициальным визитом, так что готовиться особо не надо.
– Хорошо. Приходи, – ответил я.
– Как это вообще возможно, чтобы суп подгорел? – отреагировала Валюша на известие о предстоящем явлении Господа.
– Пути господни неисповедимы, – ответил я.
– Это что, намек на обед?
– Не знаю. Я стараюсь намеков не понимать.
После того, как я неправильно понял один весьма деликатный намек, я стараюсь не понимать ни намеков, ни недомолвок. Поначалу это немного напрягало окружающих, но потом, когда все привыкли, значительно упростило мою жизнь.
Господь явился ровно в 16—00, как мы и договаривались. Он прибыл с бутылкой израильского кошерного вина, тортиком и дамой.
– Это – Людмила, – представил он свою спутницу.
Женщина в зимние холода – это кот в мешке. И пока ее не извлечешь из шубы, шапки, перчаток, теплых штанов и сапожек, хрен разберешь, что она из себя представляет. То ли дело лето! Но февраль в наших краях – месяц зимний, и частично оценить спутницу Господа я смог только после того, как она сняла с себя шубку, шапку, шарф и перчатки. Джинсы у нас в гостях снимать не принято, а обувь… Не будучи фанатичными ковропоклонниками (именно поклонение коврам лежит в основе обычая разуваться в гостях), мы разрешили гостям остаться в обуви.
Кстати, весьма забавно наблюдать за реакцией людей после того, как говоришь им: «Не разувайтесь». Большинство из них