Ральф Эллисон

Невидимый человек


Скачать книгу

сие, брат…

      – …и черное не есть…

      – Красно, Господи, красно: Он сказал: красно!

      – Аминь, брат…

      – Чернота тебя скроет…

      – Да, быть посему…

      – Да, быть посему…

      – … но чернота не скроет…

      – Нет, не скроет!

      – Она ведь…

      – Она ведь, Боже…

      – … но еще нет.

      – Аллилуйя…

      – … Она тебя приведет – славься, славься, Господь – в китово чрево…

      – Проповедуй сие, добрый брат…

      – … и глянется тебе…

      – Господи помилуй!

      – Даже старая дева!

      – Чернота тебя сотворит…

      – Черным…

      – …или тебя растворит.

      – Истинно так, верно, Боже?

      И в этот миг на меня рявкнул чей-то голос-тромбон:

      – Ступай отсюда, болван! Измену замыслил?

      И я поспешил отойти, заслышав стенания все той же старухи, что пела спиричуэлс:

      – Похули Бога, малой, и умри.

      Я прирос к месту и обратился к ней с вопросом: что, дескать, стряслось?

      – Уж как я крепко любила хозяина своего, малой, – ответила она.

      – Вместо того чтобы ненавидеть, – заметил я.

      – Он сыновей мне подарил, – сказала она, – и я, любя сыновей, научилась любить их отца, хотя по-прежнему его ненавидела.

      – Мне тоже знакома амбивалентность, – сказал я. – Она меня сюда и привела.

      – И что это за птица?

      – Да ничего, всего лишь слово, которое не проясняет сути. Отчего ты горюешь?

      – Как же мне не горевать, коли он помер, – сказала она.

      – Тогда ответь: кто это хохочет там, наверху?

      – Да сынки мои. Рады-радешеньки.

      – Что ж, их тоже можно понять, – сказал я.

      – Я и сама смеюсь, только с горя. Сулил он свободу нам дать, но так и не сподобился. А все ж любила я его…

      – Любила? Ты хочешь сказать?..

      – Вот-вот, однако еще дороже мне было другое.

      – И что же?

      – Свобода.

      – Свобода, – повторил я. – Наверное, свобода проявляется через ненависть.

      – Ан нет, малой: через любовь. Я любила – и яду ему подсыпала, вот он и скукожился, будто яблоко, морозом побитое. А иначе сыновья мои покрошили б его заточками.

      – Где-то здесь неувязка, – сказал я. – У меня даже мысли путаются.

      И хотел еще кое-что добавить, но хохот наверху сделался, на мой слух, чересчур громким и горьким; я попытался было от него сбежать, да не смог. На выходе меня охватило неодолимое желание расспросить, что же такое свобода, и я вернулся. Старая певица сидела, обхватив голову ладонями; лицо ее, коричнево-замшевого цвета, было исполнено печали.

      – Скажи-ка, мать: а что такое вообще эта свобода, которая так сильно тебе полюбилась? – опрометчиво полюбопытствовал я.

      Она удивилась, потом призадумалась, потом растерялась.

      – Запамятовала, малой. Мысли путаются. То одно мнится, то другое.