действительно увлекался носками: он собирал и коллекционировал их, а некоторые даже носил за поясом как особые украшения. А мысли показываться кому-либо добровольно домовой даже не допускал, хотя это тоже могло случиться, так же как с Саломаньей.
Внешне Ярофей был похож на рыжеволосого мальчишку лет семи в белой рубашке и просторных бордовых штанах. На ногах у него были плетенные из толстых грубых ниток лапти.
Ярофей попал в этот большой многоэтажный городской дом в большой корзине с яблоками, приехав с одной старушкой из деревни. И, не сумев унять своего любопытства, отправился изучать квартиры, перебираясь сначала по воздуховодным трубам, а освоившись с кирпичными стенами, через углы путешествовал из квартиры в квартиру.
Когда же он, наконец, вернулся к корзинке, в которой прибыл сюда, старушка уехала, а где находится его дом, Ярофей понятия не имел.
Испугался домовой не на шутку. Бегал из квартиры в квартиру, даже плакал. Тогда и натолкнулся он на мужчину, который, вытаращив глаза, уставился на домового, потом снял тапок с ноги, чтобы кинуть в него, а Ярофей, сообразив, что дело плохо, понесся через комнаты, пока не вылетел на лестничную площадку, и забился в угол маленькой каморки между этажами.
В этой маленькой, забытой всеми кладовке он и устроил свое жилище. Место это ему нравилось, потому что, по крайней мере, сюда никто не заходил.
А потом Ярофей встретил Саломанью, которая тоже не так давно появилась в этом доме, попав сюда после встречи с ангелами душного леса. Девочка и домовой были очень рады встрече и быстро подружились. А потом Саломанья подружилась с девочкой, которую по совпадению звали Катей, и снова все становилось как прежде.
Но однажды Саломанье очень захотелось в мир снов, хоть плачь. Она ходила по комнате и не могла унять этого желания. «Может, уже все в порядке? Может, я тогда напугалась, поэтому вернулась не туда?» Тоска из самого сердца подбиралась к глазам, чтобы выйти горячими слезами. «Я попробую, я совсем на минутку», – решительно произнесла Саломанья и заплела косу. Совсем чуть-чуть погуляла она в весеннем лесу и послушала соловья, а вернувшись, нашла Ярофея лежащим на чемодане в своей каморке. Но только сейчас домовой был совсем прозрачным, даже призрачным. Он лежал на чемодане, а чемодан был отчетливо виден сквозь его тело. Бордовые штаны стали бледно-розовыми, а рыжие волосы – почти бесцветными. На бледном лице с темноватыми кругами вокруг глаз застыла горечь, натянув губы в тонкую стрелку.
– Ярофей, милый, что с тобой?
Она обняла его и заплакала. Горячие слезы падали на бледные щеки, и цвет постепенно возвращался к лицу домового. Веки дрогнули, он открыл глаза.
– Саломанья! Где ты была так долго? Ты бросила меня? – прошептал домовой.
– Бросила? Ты что? Я лишь немного прогулялась во сне.
– Немного прогулялась? Тебя не было месяц. Разве ты не знаешь, что от тоски тоскливой умереть можно?
– Знаю, конечно, Ярофей, прости меня! Но что с тобой? Ты стал такой прозрачный.
– Как – что со мной? Домовые так умирают. Просто исчезают