что-то поправляли. Надо было успеть, пока в кофике не появились первые гости. А потом они появлялись – первые, за ними вторые, третьи, четвёртые. И так целый день до позднего вечера. Целый день маленькие хозяйки кормили и поили своих гостей, бегали от стойки к столикам, от столиков к другим столикам, и улыбались, улыбались, говорили приятные птибудоштские слова, и снова улыбались, под вечер чуть усталыми улыбками.
А иначе и быть не могло. Ведь в Птибудоште все считали девчонок своими – дочками, сёстрами, внучками. И вообще, в Птибудоште жили люди добрые. Конечно, они любили спорить и часто спорили так, что чуть не ссорились друг с другом, но по-настоящему никогда не ссорились. Больше всего на свете они любили посидеть за чашкой чёрного кофе или кружкой тёмного пива – просто, не спеша. Поболтать, о чём душе угодно, поесть что-нибудь вкусненькое. Да, добрые люди жили в Птибудоште. А недобрых и злых маленькие хозяйки даже не видели, не пришлось. Им даже казалось, что злые и недобрые – таких вообще не бывает, что они только в книжках и мультиках встречаются. Но однажды утром в их кофике появился очень странный гость.
III
Да, появился, ранним утром! Большой-пребольшой, с толстыми ручищами и выпуклыми глазищами – таким, что любая жаба позавидует. А ещё со здоровенными сапожищами, великанского роста ВЕ-ЛИ-КАН. И такой он был огромный, что назвать его человеком язык не повернётся. Или повернётся, да не вывернется. Хотя, чего там… не в языке дело, а в великане. Появился он, и всё тут!
Вида он был странного. Одет в роскошные одежды: плащ чёрного бархата с золотым шитьём, за плащом камзол виднелся, тоже весь шитый золотом, а под ним сорочка с такими кружевами, что обычно зовут белоснежными. Только белоснежность они давно потеряли, кружева стали серыми, грязными, бурыми, и сорочка тоже стала грязной, и камзол с плащом. Их словно триста лет мяли, жали и пыль на них сыпали – каждый день, как нарочно, такой толстой коркой она наросла. И теперь только гадать оставалось – какой раньше эта роскошная одежда была? Или сейчас была бы, если её выстирать и выгладить хорошенько. Только вместе с камзолом-плащом и самого великана пришлось бы стирать да гладить – у него даже длинные волосы и борода были пылью присыпаны. И за триста лет в такие космы замотались, что и думать было страшно – как их вычёсывать?
Всё это было странно, да. Девчонки никогда живого великана не видели, а такого толстого и нечёсаного – вообще никогда не видели, и всё же смотрели на него ровно одну секунду, а потом перестали смотреть. Потому перестали, что он тащил за шиворот девушку. Да, девушку! Ухватил её за высокий воротник парчового платья, будто овечку или барашка за шею. А девушка – она не какая-нибудь там простушка была, она была удивительная красавица, и во сне не приснится, сказочной красоты. Потому и взгляд от великана отскакивал – на красавицу. Взгляд отскакивал, только этот громадный в сапогах с жабьими глазами мало думал – смотрит на него кто или не смотрит? Он тащил свою пленницу толстой лапой, будто поймал где и напугал до смерти, еле ноги она передвигала.