долгу.
– Жильцы таких «щепок» обычно насчёт долгов не особо отзывчивы…
– Хорошо, согласна, варианты?
***
Служебный пёс Ферзь заскулил и попятился в роскошном, сверкающем тысячью потолочных светильников и настенных бра, украшенном картинами, керамо-гранитном холле кондоминиума, на пороге квартиры 149. Ферзь боялся этой двери – и наивный человек подумал бы, что собака боится чертовщины.
Но опытный кинолог Марина Максютова сама имела нюх немногим слабее, чем у её питомцев, и поняла: пахнет от двери совсем не чертовщиной. Мощная, как у сейфа, стальная, бронированная дверь двухуровневого семейного гнёздышка была герметична, насколько возможно, но парочку замочных скважин, пусть и крошечно-узких, имела. И теперь из этих скважин вытекал в импозантный холл, на «пространство совместного пользования» жильцов «Монблана» еле уловимый, но хорошо узнаваемый чуткой Максютовой трупный запах.
Никто, кроме Марины и её Ферзя этой вони ещё не чувствовал, но Максютова первой поняла, что трезвонить в квартиру 149 бесполезно. Если – при такой герметичной двери душок доходит даже сюда, то нетрудно вообразить, какой смрад разложения там, внутри!
«СОГдиана» позвонила медикам, паталогоанатому, дежурному от руководства в ОВД. Через какое-то время приехали все – дольше всех, вопреки логике, но как всегда – ехали врачи. Паталогоанатом явился раньше – он человек дисциплинированный, оторвал зад от кресла перед телевизором и прилетел на «такси», хотя, казалось бы, его клиентам торопиться некуда. Совсем не нужный, но положенный протоколом ответственный от руководства – в этой гонке имени работников морга, прибыл вторым…
Это был усталый подполковник, седой, предпенсионный, находящийся где-то около инвалидности по совокупности принятых в своё время «бандитских пуль», и теперь досиживающий стаж на канцелярской должности в оперштабе ОВД. Звали его Игнат Михайлович Сурепов, а чаще вообще никак не звали. Забыв о его существовании в архивных кипах, и лишь изредка, при острой недостаточности оперсостава, выдёргивая «дежуркой»: хотя, говоря по правде, никто не знал, зачем.
Ну чего путного может сказать Игнат Михайлович Сурепов по громкому и вонючему делу «Призрака счастливых кухонь»? Стыдно и слушать!
– Никакого призрака нет! – ворчал вечно насупленный подполковник в полуотставке – И счастья нет.
– А кухни есть? – трунил над ним Одинцов.
– Вот кухни – есть! – малопонятно, создавая никому не интересную интригу, кивал сизо-бритым подбородком Сурепов.
***
Вскрытие пентхауза под номером 149 показало крайне неприятную и прискорбную картину, но всё же немного порадовало циничного, профессионально деформированного Одинцова. Трупы ему приходится разгребать ежедневно, он уже задубел на этот счёт, а вот ткнуть зазнавшегося подполковника его римским профилем в свою правоту, всё же, согласитесь, несколько приятно!
Как и предположил бдительный (и теперь очень довольный собой, несмотря на зеленоватые позывы