«пункт». Призрак ходит по очередной кухне, залитой кровью очередных жертв, и разглагольствует, иногда заглядывая прямо в камеру телефона, отчего любому зрителю становится особенно жутко и колко.
– Ваша скотская жизнь требует очень немного… Большие деньги нужны вам только для понтов! Как ракушки дикарям – чтобы обвешаться, и ходить гоголем, изображая из себя божество каменного века… Но даже с самыми дорогостоящими понтами – вы ничем не отличаетесь от беспонтовых «братьев по разуму». Свинья, которая тянет премиум-пиво на диване за полмиллиона, ничем, кроме понтов не отличается от свиньи, которая тянет дешёвое пиво на сторублёвом топчане…
Это невозможно смотреть – слишком натурально и слишком мерзко. Да и к чему искать смысла в бесконечных излияниях сумасшедшего с бритвою в руке? Одинцов промотал видео немного вперёд. Поставил на паузу. Покурил. Собрался с духом. И снова включил:
– …Это всё зависть! – сказал маньяк на экране, омерзительно, потно и слюняво сюсюкая, как это у маньяков и принято. Даже казалось, что он насмотрелся голливудских фильмов имени себя, и теперь пытается подражать-соответствовать образу:
– Ты просто мне завидуешь! – говорил маньяк Ариосту Кузлееву – Завидуешь, что у меня нож в руках… А у тебя нет ножа. И рук, по большому счёту, тоже нет, потому что они связаны…
Хозяин пентхауса 149 в небоскрёбе «Монблан» мычал, цеплялся за трубу батареи, излишне-демонстративно, даже наигранно подчёркивая свою привязь к ней.
А маньяк, сладострастно сливаясь с жертвой, продолжал его поучать:
– Зависть – плохое, низменное чувство, борись с ним, бро! Вся твоя неприязнь ко мне связана с тем, что я могу тебя зарезать, а ты меня нет… Но ты пойми, что нож – по сути, не такая уж и дорогая игрушка…
– Послушайте, я понимаю… – бормотал Кузлеев – Я всё понимаю, но…
– Нашёл, чему завидовать! Владельцы ножа, который может тебя прирезать – знаешь ли, тоже плачут! Наивно думать, что у них безоблачная жизнь… А ты вот, видишь, построил себе кухню, которая больше, чем у многих людей вся их фатера! А завидуешь какому-то ножу, которого у тебя нет…
– Зачем? Зачем вы так со мной? С нами?! Что я вам сделал?!
– Ну, давай, расскажи мне ещё раз, что ты не вор, не бандит, ты просто талантливый мультипликатор, которому огромные бабки платят за его рисунки!
– Я… Но я… Я…
Расскажи мне, как это просто и обыденно, работать и заработать на такую вот кухню, больше типовой квартиры, и так вот её обставить сверкающими в иллюминации сотни светильников бытовыми безделушками! Расскажи мне, говно, что это делается без крови и грязи, и что все художники легко могут себе такое позволить, если только не будут лениться и проявят себя!
Жертва гнусного насилия снова начала стонать, гундосить и извиваться, то ли пытаясь в жалкой блеющей роли своей подтвердить слова маньяка, то ли опровергнуть их, опротестовать, взывая к закону, разуму или совести… Напрасно: хозяин пентхауса находился в том суде, решения которого обжаловать негде. Увы!
– Я