потомственный лекарь, потомок земских врачей Павел Петрович Дрогунов.
Потихоньку приход оживал, возобновились богослужения, и прихожане стали чаще посещать церковь.
Батюшка закончил службу, направился домой. На выходе остановился, осенил крестным знамением храм, глянул на шоссе, тяжело вздохнул. А тяжело вздыхать были причины, более чем веские.
Как и вчера, и позавчера всё идёт и идёт немецкая техника в направлении Москвы. Идут танки, тягачи тащат пушки, едет в открытых машинах пехота.
Иногда машины останавливаются, берут воду в колодце, что у дороги. Тогда солдаты резвятся, обливаются водой, играют в мячик на обочине, на лужайке, что между дорогой и церковью.
Несколько раз подходили и к нему, отцу Василию, просили сфотографироваться вместе на фоне храма.
– В аду вам гореть, в гиене огненной мучения принимать, – ворчал тогда батюшка, отказываясь от приглашения. – Ещё чего не хватало: я и вороги мои на фоне церковки, святого храма Христова?! Нет уж, дудки, антихристы! Прости, Господи, за упоминание дьявольского отродия в Твоих стенах. А вот на вашей могиле с превеликим удовольствием сфотографируюсь! Из гроба восстану, если что, но воистину возрадуюсь вашей кончине! Сам картину напишу, намалюю маслом вашу погибель на огромном холсте, развешу в церковке и буду ежедневно любоваться!
– Ты на кого, отец родной, бранишься? – матушка Евфросиния встретила батюшку у калитки, стояла, скрестив руки на груди.
– А ты как думаешь, матушка моя? – лукавые огоньки зажглись в поблекших глазах священника.
– Небось, кончину антихристам предрёк? – улыбнулась и старушка.
– Вот за что я тебя любил и люблю всю жизнь, Фросьюшка, – загудел польщённый батюшка, – так это за твоё умение думать, как я. И как это тебе удаётся, радость моя?
– Вот уж невидаль, – отмахнулась матушка. – Сколько мы с тобой живём? Да за это время нехотя, даже без любви, изучишь вдруг дружку. А уж если с любовью, с уважением относиться, так и думать будешь, как любимый человек, даже дышать, как он станешь.
– Спасибо тебе, Фросьюшка, – священник наклонился, прижал к себе маленькое, худенькое тело жены, поцеловал в платок, в темя. – Спасибо, – почти выдохнул из себя, настолько умильно и елеем на душу прозвучали слова матушки.
Старушка засеменила рядом с высоким отцом Василием, в очередной раз безнадёжно пытаясь подстроиться под его широкий шаг.
– Вот так всю жизнь спешишь и спешишь, батюшка, – незлобиво ворчала на мужа. – Не угнаться за тобой, отец родной.
– Подрасти! – шутил по привычке священник, положив на плечи любимой женщины огромную ручищу. – Подрасти и уравняешься.
После обеда батюшка прилёг отдохнуть.
Матушка тихонько убрала со стола, вышла, прикрыв дверь.
…За отцом Василием немцы приехали на мотоцикле.
Грубо подняли, усадили в коляску. Отвезли к бывшей средней школе
Встретил