вот не отвлекайся; в шахматы играть – не каштаны жарить. Ты же знаешь: взялся за фигуру – ходи.
– Да, сделанного не воротишь!
– Верно. Этому шахматы и учат.
«И почему нельзя отвлекаться во время игры? – говорил себе Аугусто. – Наша жизнь игра или нет? И почему не годится брать ход обратно? Вот логика!.. Наверное, Эухении уже передали письмо… Alea iacta est![2] A lo hecho, pecho[3]. А завтра? Завтрашний день – в руках Господа! А вчерашний? Вчерашний в чьих? О, вчера, сокровище сильных! Святое вчера, субстанция тумана повседневности!».
– Шах! – вновь прервал его мысли Виктор.
– И правда… посмотрим… И как это я допустил такой позорный проигрыш?
– Отвлекался, как обычно. Если бы не твоя рассеянность, ты стал бы у нас одним из лучших игроков.
– А вот скажи мне, Виктор: жизнь – это игра или способ отвлечься?
– Да ведь играют, чтобы отвлечься.
– Тогда какая разница, на что отвлекаться?
– Лучше на игру, приятель, на хорошую игру.
– А разве нельзя играть плохо? И что значит – играть плохо, играть хорошо? Почему мы двигаем фигуры так, а не иначе?
– Таковы правила, друг мой Аугусто. Ты меня и научил, о великий философ.
– Ну, бог с ним. Хочу сообщить тебе большую новость.
– Валяй.
– Но ты удивишься!
– Я не из тех, кто удивляется заранее.
– Так слушай: знаешь, что со мной происходит?
– Ты становишься все рассеянней.
– Это потому, что я влюблен.
– Тоже мне новость.
– Не удивлен?
– Естественно, нет! Ты ab origine[4] влюблен, прямо родился влюбленным. Влюбчивость у тебя природная.
– Да, любовь рождается вместе с нами.
– Я сказал не «любовь», а «влюбленность». Я сразу понял, что ты влюбился или, лучше сказать, увлекся. Тебе и рассказывать необязательно было. Мне это известно лучше, чем тебе.
– Но в кого? Угадай, в кого?
– Этого ты и сам не знаешь, откуда мне-то знать.
– Ну, может статься, ты и прав…
– А я тебе говорил! Если я неправ, скажи, она блондинка или брюнетка?
– По правде сказать, я не знаю. Кажется, что-то среднее. Такие, знаешь, волосы… каштановые.
– Высокая или низенькая?
– Тоже толком не припомню. Наверное, среднего роста. Зато какие глаза, друг, какие у моей Эухении глаза!
– У Эухении?
– Да, у Эухении Доминго дель Арко, что живет на проспекте Аламеда, 58.
– Учительница музыки?
– Она самая. Но…
– Да мы с ней знакомы. А теперь тебе опять шах!
– Но ведь…
– Шах, говорю!
– Ладно…
И Аугусто прикрыл короля конем. А партию в итоге проиграл.
На прощание Виктор закинул ему руку на шею, точно хомут, и шепнул вполголоса:
– Значит, пианисточка Эухения, да? Отлично, Аугусито, отлично. Победа будет за тобой.
«Ох уж эти уменьшительные, – подумал Аугусто, – эти кошмарные уменьшительные!» И вышел