в рабочее состояние.
На него с изумлением посмотрели с римляне, и русские разведчики. А Алексею Александровичу было не до объяснений. Он сам едва не открыл рот, пораженный приключениями этих молодых людей. Молодых по внешнему виду, но проживших, на самом деле, несколько жизней, полных невероятных приключений.
– Марк Туллий, сын Гая, Марцемин, – представился римлянин, – в первой жизни Борис Левин, пенсионер из Хайфы, Израиль.
Теперь изумлению русских не было пределу. Первым оправился от шока командир.
– А меня ты не узнаешь, сержант? – совершенно будничным голосом, словно не было недавней драмы, словно не он лепил из неподатливой пластмассы обелиск двоим влюбленным, ушедшим из жизни – Борису и Светлане Левиным.
– А ты не Света Кузьмина? – немного дрожащим голосом спросила Оксана Кудрявцева у девушки, прижавшейся вдруг всем телом к спине Марка.
– Командир? – неуверенно узнал Туллий-Левин, – командир!
Он подскочил к Кудрявцеву и схватил его в свои железные объятья так, что полковника совсем не стало видно.
– Командир! – повторил он, счастливо оглядываясь, – вы ведь все остались там, во взорвавшейся пещере!
– Стоп! – остановил вырвавшийся наконец на свободу из дружеских объятий Кудрявцев Анатолия и профессора с Марио, – давайте найдем местечко поудобнее и там все обсудим – с чувством, с толком, с расстановкой…
Глава 5. Борис Левин. Трижды рожденный
Целый район Хайфы был погружен в темноту. Конечно, кое-где мелькали яркие лучи фонарей; негодующих человеческих голосов практически не было слышно – в три часа горожане предпочитали спать. А утром их ждал обычный комфорт и уют, которые без электричества невозможно было представить. Вот этим благом Барух и готов был одарить земляков.
– Да будет свет! – его рука решительно перевела толстый рычаг, увенчанный диэлектрической рукоятью в положение «Включено», и… ничего не произошло.
То есть, произошло много чего – удивительного, даже фантастического, но к электричеству это не имело никакого отношения. Барух Левин вдруг ощутил себя полулежащим на мягком диване перед столиком, чья уставленная яствами столешница располагалась на такой высоте от пола, что было чрезвычайно удобно брать эти самые яства рукой. А она сама протянулась вперед, ухватившись (без всяких вилок и ножей, кстати) за ножку какой-то экзотической птицы. И только когда пальцы ощутили теплую мякоть птичьего мяса, Левин понял, куда он попал, наверное пораженный насмерть током – в райские кущи, которые ждали каждого правоверного мусульманина. По ошибке, конечно – никаким мусульманином сам Барух не был, он и Тору-то признавал постольку-поскольку. Веру надо впитывать с молоком матери, да первыми наставлениями отца, а Барух – тогда еще Борис Левин – родился и вырос в Советском Союзе; служба в Армии – в Афганистане – еще больше