что она успокаивает Энн.
Д.М.: Морин, это правда? Ты разговариваешь с Энн по дороге в школу?
Морин: Я ей говорю, что у нее хорошая учительница, миссис Уорд учила и меня, когда я была во втором классе. И что после уроков я приду и заберу ее.
Услышав о том, как Морин реагирует на трудности Энн, Д.М. задумался о том, что эта информация может свидетельствовать о Морин как о благородной героине. Вместо того чтобы выискивать, какие еще недостатки у нее есть, или, того хуже, сделать себе пометку, что страх сепарации, кажется, передается по наследству, Д.М. сосредоточился на другой мысли. Возможно, Морин кое-что знает о тревоге и о том, как с ней справляться (пусть даже речь пока идет о тревоге сестры, а не о ее собственной).
И вот уже вырисовывается захватывающая драма: девятилетняя Морин в том же возрасте, что и Миетт, и Офелия, пережила тяжелую потерю. И как будто этого было мало, тревога подвергает опасности остальных членов ее семьи. Любой чих – признак пневмонии, любое расставание с матерью – в перспективе сулит трагический конец. Как Морин справится с тревогой, которая ее одолевает? Может ли она оказаться таким же незабываемым персонажем, как две юных героини, увековеченные в фильмах? Учитывая, что в дар она получила статус старшей сестры, наделяющий ее особыми свойствами, как ей удастся совладать с тревогой, которая, кажется, собирается ее поглотить?[3]
Цепь событий
Чтобы понять, что собой представляет нарратив, нужно посмотреть на него сквозь призму причинно-следственных связей и заметить, что «одно событие является следствием другого» (Frank, 2010, p. 25). Пара (или гораздо больше) событий связываются вместе определенным образом, и то, в какой последовательности эти события увязываются, позволяет рассказчику и слушателям осмыслить, что именно произошло. Когда несколько недель спустя Морин вошла в офис Д.М. и с гордостью сообщила: «Сегодня я не тревожилась!», это, безусловно, стало значимым событием. Но, как говорится, без прикрас и рассказ не рассказ. Д.М. задает вопросы, уточняя детали и выстраивая проработанную историю.
Д.М.: Как дела, Морин? Как прошел твой день без Тревоги? Ты велела ей исчезнуть?
(Здесь мы намеренно пишем название проблемы с большой буквы, как будто это имя собственное. В нарративной терапии проблемы персонифицируются и с ними обращаются, как будто у них есть свои мотивы. Подробнее об этом – в главе 3.)
Морин (твердо): Я решила, что сегодня буду счастливой.
Беверли: Правильно, милая. Ты мне это сказала, как только проснулась, правильно?
(Морин согласно кивает и кажется довольной этим достижением.)
Только теперь начинает разворачиваться история. Мы следуем за цепочкой событий, в которой однажды утром девятилетняя девочка открыла глаза и, пока Тревога не успела овладеть ею, сказала маме, что собирается быть счастливой. В течение дня она так себя и вела, и в результате Тревога ее не тронула, просто не решилась. Но любая история, которую следует рассказать, требует внимания к деталям. Вопросы Д.М. помогли пробудить воображение: «Я