глубокой скорби и с пламенным желанием видеть след его. И что же? Сверх всякого чаяния очутился я на горном хребте, разделенном надвое.
С высоты хребта, в глубине расселины, увидел я тот самый замок, о котором вспоминал Я-в.
Замок имел форму параллелограмма. Из четырех стен его только в одной, к югу обращенной, замечен мною был малый просвет, да и тот с железною решеткою. Кроме этого единственного просвета, стены представляли сплошную каменную массу без окон, дверей и даже без кровли.
Последнее обстоятельство дало мне возможность видеть, хотя сквозь полумрак, внутренность замка и совершающееся в нем. Особенно благоприятствовало мне положение мое на окраине горы, поднимавшейся гораздо выше стен.
Казалось, что взор мой досягал до самого дна. Но вглядываясь пристально, я замечал в глубине только мрак, движущийся наподобие черных облаков или волн; но проявления жизни и определенных форм тут и следа не было.
Наконец душа моя возмутилась: я увидел Я-ва, за несколько минут перед этим посетившего меня. Местом же для него служил угол здания, обращенный к северо-востоку.
Он сидел с поникшею головою и поджатыми ногами, а руки сложены были накрест. Одежда же его заключалась в сорочке, проявлявшей белизну даже сквозь мрак.
Белизна эта, среди господствующего всюду хаоса, показалась мне чрезвычайным явлением, и у меня родилась мысль, что положение Я-ва не безотрадно и он имеет некий почет сравнительно с прочими заключенными этого узилища.
Недвижимость же Я-ва дала мне такой вопрос: ужели душам умерших воспрещено всякое движение и всякая перемена позиции?
И когда таким образом мысль моя и взор будто магнитом влеклись к Я-ву, какой-то почтенной наружности человек, неведомо как и откуда очутившийся позади меня и стоявший на некотором возвышении, обратил внимание мое в противоположную сторону. Я заметил, что южная стена, на небольшом протяжении, в части примыкающей к просвету, медленно и грозно приподнимается. Вслед за тем в основании стены, на месте подъема или точнее зева показался на мгновение свет; а внутри вертепа произошло колебание мрака с ощутимым движением воздуха.
А еще минута – и все пришло в прежний порядок. Как ни велико было в эту пору смущение мое, но все-таки я старался разгадать причину совершившегося предо мною явления.
Благодаря таинственному незнакомцу, томился я недолго.
Со стороны его донеслись ко мне ответные на мысль мою слова:
– Это знак прихода новой пресельницы.[3]
Обратясь спешно в ту сторону, внимательным взором искал я человека, который рисовался уже в воображении моем ангелом, свыше посланным; но поиск не привел меня ни к чему.
Я видел пред собою лишь безжизненную и страшную пустыню.
Картина эта, с рядом предшествовавших явлений, до глубины возмутила душу мою, и я проснулся. И тут же взялся за перо, чтобы виденное передать письменно, с возможною верностью.
Отд. оттиск из „Яросл. Еп. Вед.“ 1870 г.; Душепож. Размышления, 1881 г.
III. Из дневника о. Евгения, архиепископа Ярославского, прежде Тобольского
В