района (Вологодская область) про эти обряды, сопровождались комментариями рассказчиц о том, что это было трудно выдерживать. Испытание могло продолжаться сколь угодно долго, товарки свекрови собирались, чтобы понаблюдать: молодая женщина оказывалась в окружении старших, часто незнакомых (если она была из другой деревни) женщин, родственниц мужа и соседок. Она не имела права сопротивляться происходящему – только молодой муж мог положить конец испытанию. Что касается вопроса девственности, то также только муж мог решать, какую информацию выносить на публику. Например, в архангельских деревнях наутро после первой брачной ночи молодому супругу подавали яичницу. Если он начинал есть ее с края, значит, невеста была «чистая», если с середины – значит, невеста потеряла невинность до свадьбы. Второй день свадьбы был днем испытаний и для молодого мужа: в первый раз в жизни он мог публично воспротивиться матери и ее ровесницам (теткам), защищая от них свою молодую жену. Он мог и не справиться с этим и «сдать» свою жену матери и теткам, чтобы они взяли дело в свои руки. Однако поступая так, он демонстрировал, что не прошел инициации, не стал взрослым мужчиной.
— А если окажется, там, например, после свадьбы, что девка-то нечестная?
– Так чего, нечестная, дак, все равно жили, не расходились. Как и жили, но не расходились все равно.
– То есть ну как, это не показывали никак?
– Нет, не показывали, не срамились. Родители не давали тут воли.
– А нам говорили, что как-то спрашивали вот на второй день свадьбы, мол, у жениха: «Лед ломал или грязь топтал?»
– Ага, да, спрашивали, дак ведь не хотел жених смеяться над своей женой, дак.
– А что это значит?
– Чего?
– Ну, лед ломал или грязь топтал?
– А грязь топтал, дак уж это, нечестная была, лед ломал, дак честная была. Вот так.
– И что он отвечал?
– А чего отвечал? «Не ваше дело, не ваше дело. Женился, буду жить». И все.
– А если честная?
– А я не знаю, уж честная, чего он скажет. Если уж которая, он не давал в обиду, все равно же. Женился. Дак и живи. (Женщина, 1928 г.р., д. Марьинская, Сямженский район, Вологодская область, 22 июля 2005 г., Siam1-117).
Материнская власть над сыном заканчивалась, когда он женился, но сыновья продолжали подчиняться отцу-большаку, пока тот не умирал или не передавал большину одному из них. Это происходило и тогда, когда разросшаяся семья разделялась и сын или сыновья получали (или строили) свои собственные дома.
Здесь следует сказать о подчинении в русской крестьянской культуре. Некоторые культурологи утверждали, что русское крестьянство как группа было пассивным, даже мазохистичным [Rancour-Laferriere 1995]. Мы видим это по-другому. Борис Миронов отмечает, что русской крестьянской общине была свойственна высокая степень взаимодействия и вовлеченности: социализация детей происходила естественным образом, посредством семьи; устная традиция, обычаи