антирелигиозную пропаганду, целью которой было кардинальное изменение всех устоев деревни [Viola 1996: 50]. Группы «передовой» молодежи могли принимать решения, связанные с раскулачиванием: «Борисоглебские комсомольцы в процессе раскулачивания ликвидировали несколько батрацких хозяйств за то, что дочери хозяев вышли замуж за кулацких сыновей» [Lindner, Nikulin 2004: 83 – 89]. Комсомольцы (а это – молодые люди), как можно видеть из подобных свидетельств, принимают решение о репрессии «хозяев» – большаков. Известен случай, когда «кулацкие элементы» подожгли дом комсомольца, который донес на них. Прежде чем это сделать, мужчины ходили и жаловались, что какой-то мальчишка захватил управление деревней и лишил прав уважаемых крестьян [Viola 1996: 123].
Многие родители осуждали те методы, посредством которых комсомол учил их детей независимости и свободе от родительского авторитета. Некоторые возлагали вину за расцвет «хулиганства» на коммунистов. В целом в деревенской культуре того времени отмечался нравственный упадок, отмеченный ростом промискуитета, распространением венерических заболеваний, проституции и хулиганского поведения среди молодежи [Там же: 51].
Коллективизация уничтожила крестьянское семейное хозяйство как основную производительную единицу, хотя оно по-прежнему оставалось важным источником идентичности для крестьян [Viola 1987: 178]. Тем самым коллективизация разрушила систему переходных ритуалов, которые обеспечивали мужчине постепенное вхождение во все большую степень ответственности. Такими ритуалами были проводы в армию, женитьба, принятие в мужскую артель (например, рыболовную), выход на большину и участие в сходе. Уничтожение локальных социально-экономических форм (производственных артелей, ярмарок, крестьянских кредитных обществ, приходских советов и пр.), которые играли столь важную роль в мужской крестьянской культуре, привело к глубоким переменам в жизни деревни. Крестьянам теперь приходилось получать многие товары и услуги из центра, и это делало их более зависимыми от государства [Viola 1996: 41].
Мы считаем, что в результате этих перемен возрастная социализация мужчин, рожденных в советское время, остановилась на стадии мужика. В сохранившиеся мужские переходные ритуалы входили участие в ватаге, призыв в армию и свадьба. Таким образом, к советским поколениям успешно перешли модели поведения, свойственные парням; в результате, нормой поведения для взрослого мужчины стала ориентация на ценности коллектива (в ущерб интересам семьи), ответственность перед своей группой, риск и агрессия (см. [Ильин 2010; Кон 2002; Мужской сборник 2001; Мужской сборник 2007]). Общественные институты возрастной социализации проваливались на стадии большины: мужчины уходили на фронт и погибали, отправлялись «на великие стройки страны», осваивали целинные земли, отбывали сроки в лагерях и тюрьмах и т.д. Оценивающей инстанцией для мужчины стали не старшие мужики деревни, но советская власть в лице ее представителей «на местах»; условием социального роста стало движение по партийной лестнице: пионерия,