доступ ко всем материалам по деятельности контрразведки РСХА (была еще военная контрразведка в Абвере).
Однако связи с представителями советской разведки не было, и в июне 1940 года агент решился на отчаянный шаг – подбросил в почтовый ящик советского полпредства в Берлине письмо. В нем он просил возобновить прерванный с ним в 1939 году контакт. «Если это не будет сделано, – писал он, – то моя работа в гестапо потеряет всякий смысл». В письме были указаны место и время встречи, а так же пароль для вызова по телефону. Письмо Вилли Лемана попало в разведуправление РККА, откуда было направлено в ИНО НКВД с припиской: «Возможно, здесь идет речь о человеке, который Вас интересует». Прочитав письмо, заместитель начальника ИНО Павел Судоплатов отправил его в немецкое отделение, наложил резолюцию: «Журавлеву, Короткову. Известен ли вам он? Не о нем ли говорил т. Зарубин?»81.
Ознакомившись с письмом и материалами оперативного дела «Брайтенбаха», начальник отделения Павел Журавлев составил справку, на основании которой руководство разведки приняло решение возобновить контакт с Вилли Леманом.
В августе 1940 года в Берлин под прикрытием должности третьего секретаря посольства был направлен Александр Коротков («Степанов»), перед которым была поставлена задача: возобновить контакты с Вилли Леманом и Арвидом Харнаком («Корсиканец»), одним из руководителей агентурной сети позднее ставшей известной как «Красная капелла».
В первых числах сентября 1940 года связь с «Брайтенбахом» была восстановлена. А 9 сентября нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия лично направил «Степанову» указания о направлениях работы с «Брайтенбахом». В частности, он писал:
«Никаких специальных заданий „Брайтенбаху“ давать не следует, а нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях и, кроме того, то, что будет знать о работе разных разведок против СССР, в виде документов, не подлежащих возврату, и личных докладов источника»82.
Александр Коротков поддерживал связь с Вилли Леманом до конца 1940 года, а потом его оператором стал сотрудник легальной берлинской резидентуры Борис Журавлев («Николай»).
На Лубянке высоко оценивали результаты деятельности «Брайтенбаха». Не случайно в 1940 году немецкий отдел разведки НКВД, составляя справку об этом агенте высшему руководству, докладывал:
«За время сотрудничества с нами с 1929 года „Брайтенбах“ передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений… предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношении нелегальных и „легальных“ работников резидентуры в Берлине… сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали…».
Говоря о спасенных Вилли Леманом от ареста советских разведчиках, нельзя не вспомнить, наприме�