орехи. Череп хищника был намного крепче ореховой скорлупы, но и в руках совсем взрослого (двадцать зим!) охотника был не обычный камушек.
Священная дубина представляла собой огромный, весом, наверное с Лая, молот (запретное слово, которое даже наедине нельзя произносить вслух!) из небесного металла (еще одно такое же!) – единственный такой предмет в племени. Да что там говорить – во всех племенах не-зверей, которые время от времени приходят на их родовой холм, на который когда-нибудь волчица принесет двух младенцев (так говорит прадед); приходят, чтобы поклониться эти самым священным вещам – дубине (молоту), который сегодня Де взял в руки в первый и в последний раз в жизни, двум мешочкам с едва угадываемыми в них камнями, которые прадед никогда не доставал – по крайней мере на глазах у правнука. Наконец третьими, не такими загадочными, предметами поклонения были еще два мешка из шкур. Эти были побольше, и в них хранились желтые кружочки с нацарапанными на них закорючками – совершенно одинаковые и почти невесомые.
По крайней мере когда вчера вечером прадед достал из меньшего мешка один такой кружочек и положил его на широкую ладонь, веса ее Де почти не ощутил. А Денат ловко подцепил кружочек и бросил его в мешок. С грустным лицом – Де впервые видел такое выражение у сурового прадеда – он сказал:
– Скоро еще один кружочек брошу я в этот мешок (он шевельнул тот, что был наверное впятеро больше первого) и в первом станет на один меньше.
– Но когда-то он совсем опустеет? – задал совершенно естественный вопрос правнук.
– Да, – кивнул вождь, – и тогда не-зверей не станет на этой земле.
– И кто же тогда будет убивать пещерных львов, кто будет жить на этом холме?
– Не знаю, – признался в своем незнании вождь – тоже впервые на памяти правнука, – кто-то придет нам на смену; может те четверорукие и хвостатые, которые не боятся прогневить Спящего бога; которых завещал опасаться великий предок Денатурат.
Имя священного предка прадед произнес, как всегда, с благоговением. Вообще-то оно тоже было под запретом, но только не для вождя. А потом… потом прадед произнес чудовищные, в понимании Де, слова:
– Совсем скоро ты, мой правнук и мой наследник, бросишь одну монетку в другой мешок. Да, – ответил он на невысказанный вопрос Де, – Мина понесла от тебя, и нам уже сейчас надо искать вторую мать для твоего сына.
Де, глухо замычав от ярости, обиды и раздражения, выскочил из родовой пещеры, которая была здесь, на склоне холма, куда когда-нибудь волчица принесет двух младенцев, с незапамятных времен – может быть со времен самого Денатурата! И ярость молодого не-зверя была понятна. Теперь ему нельзя было валять на мягких шкурах подруг – а до сегодняшнего дня все девушки и женщины в племени, да и в других племенах тоже, могли и обязаны были принадлежать ему – по первому зову, в любое время и любом месте.
Такое