спустился вниз. Перед ним стоял Икадион – весь в пыли и грязи, со следами струек пота на лице и плечах. Либертус смотрел на него, держа за уздечку взмыленного коня. Усталость заставила уголки его глаз опуститься вниз, и провалившиеся щёки ещё сильнее обострили скулы. Сухие, потрескавшиеся губы говорили о том, что он долго скакал без остановки, стараясь больше заботиться о коне, чем о себе, и Лаций сразу отметил это.
– Ты спрашивал меня? – спросил он.
– Да. Я хочу тебе кое-что сказать. Одному, – в знакомых оливковых глазах Икадиона промелькнула просьба, он хотел что-то добавить, но промолчал.
– Говори. У меня здесь нет секретов ни от кого.
– Хорошо… Сначала я хотел догнать тебя и вернуть, чтобы ты предстал перед судом, – он грустно усмехнулся. Лаций, нахмурившись, ждал. – Но тут… через несколько дней после смерти юной Корнелии Пизонис нашли тело повитухи Сальвии Нумы. Выловили в Тибре, – он опять замолчал, как будто у него пересохло в горле. – Тебе знакомо это имя?
– Да, – кивнул он. Икадион закашлялся. – Принеси воды! – приказал Лаций караульному. Тот передал команду второму легионеру на борту.
– Её убили, – сипло продолжил разговор Икадион. – Перерезали горло. А ещё через день нашли её служанку. Она принимала роды у жены Клавдия Пульхера вместе с этой повитухой. А потом приходила помогать у Клавдии Пизонис. Раб у ворот сказал, что точно видел эту служанку в тот день… Она приносила амулеты для Сальвии Нумы. Видишь, её тоже убили. Вот я и подумал, за что? Все говорили, что это мог сделать ты, но тебя уже не было в Риме. Значит, не ты. Никто не мог этого объяснить, – часовой прервал их, передав мешок с водой, и Икадион с жадностью сделал несколько глотков. – Благодарю тебя, – сказал он, вытерев рот рукой. – За день до моего отъезда одна рабыня из нашего дома, которая укладывает волосы у Оливии, рассказала, что её брата отправляют в деревню. На виллу хозяйки. А её брат работает конюхом у матери Клода Пульхера.
– Ну, и что?
– Этот раб-конюх рассказал своей сестре, что из дома Клода вывезли всех рабов. Причём половину сразу продали. Этот раб говорил, что Клод часто ссорился с женой, особенно до рождения сына. А после того, как ты убил Клавдию Пизонис… или, как они считают, что убил, – поправился Икадион, – у них вдруг наладились отношения. И несколько человек в их доме слышали, как Клод благодарил богов, что ты попался ему на пути.
– И? – снова спросил Лаций.
– Остальных рабов из их дома решили продать не в Риме. В других городах. Как раз после того, как Клод уехал из города в своё имение и убил там одного раба. Своего бывшего управляющего. Египтянина. Я не помню его имени. Пульхер убил его, привёз голову в мешке и бросил посреди двора. Потом поставил всех рабов вокруг и заставил смотреть. Они все знали убитого. Его ещё в детстве привезли из Египта. И у него была тёмная кожа. Служанка слышала, как жена Клода сказала: «В его смерти виновата я, а за смерть Клавдии Пизонис ответит Пульхер».
Лаций