вечером танцевать у тебя на обеде, а за это ты, якобы, пообещал, что его сыновья не пойдут в новый легион.
– Не помню что-то, – удивлённо вскинул вверх брови Публий.
– А это не тот ли хитрый Хабул, который привёл этих девчонок? – кивнул в сторону сидящих у стены людей Октавий младший.
– Это девушки? – снова удивился Публий. Они подошли к похожим на пыльные мешки фигурам, которые действительно оказались девушками или, судя по их лицам, скорее, девочками. Старшая, не поднимая глаз, сказала, что отец действительно привёл их сюда, чтобы танцевать у великого царя римлян вечером на празднике. Ещё она добавила, что они хорошие танцовщицы и царь будет доволен.
– Хм-м… Ну и пусть танцуют, что нам от этого? – пожал плечами Публий. – Мегабакх, тебе они аппетит не испортят? – подмигнул он громадному темнокожему другу, который слушал их, не перебивая.
– Вряд ли, – покачал тот головой, и все заулыбались, зная, что испортить аппетит этому гиганту было просто невозможно.
– Вот видишь, девушки сидят тут, так что Хабул этот не соврал. Пусть танцуют. Только передай Гаю, что одним вечером они не отделаются. Пусть танцуют до следующих ид. Сколько там осталось, дней семь? Вот, пусть купец за это время найдёт им замену.
– Ты думаешь, они действительно хорошо танцуют? – покачал головой Лаций.
– А что тебе не нравится?
– Слишком молодые. Хорошие танцовщицы так не выглядят.
– Ну, вот, вечером и посмотрим. Ладно, мы поехали. Если что, ты знаешь, где нас искать. Приезжай, если рыба вас не дождётся! – Публий снова рассмеялся, и они, сев на лошадей, направились в сторону невысоких, покрытых густым лесом холмов за городом.
Лаций вернулся и передал его слова Гаю Кассию. Тот отпустил уже совсем растаявшего под солнцем купца домой. Однако хитрец перед этим протянул ему кусок ткани для печати. Было видно, что он заранее припас его, надеясь на благополучный исход. Лаций удивился, что ткань была хорошего качества и не соответствовала грязному и немытому виду купца. И ещё Хабул как-то спокойно выслушал приказ Кассия о том, что девушки должны находиться в лагере семь дней, пока он не найдёт замену своим старшим сыновьям, а также, что они будут танцевать по вечерам на обеде у Публия. Он только радостно закивал головой и, быстро выхватив у писаря ткань с печатью, подтверждавшей его неприкосновенность на семь дней, поторопился покинуть площадь.
Всё стало ясно на следующий день утром, когда Лаций возвращался после проверки караула в город. Солнце уже встало, но до дневной жары ещё было далеко. Возле городских ворот к нему подошёл центурион из гарнизонной стражи и попросил поговорить с какими-то странными людьми, которые с самого рассвета сидели у ворот и ждали Публия, сына консула. Лаций спрыгнул с коня и подошёл к пожилому мужчине, чьё лицо с глубокими морщинами напоминало кору старого дерева. За его спиной виднелись фигуры двух женщин.
– Ты кто? – коротко спросил Лаций.
– Я –