сейчас бы все кости переломал себе…
Входит человек. Именно что человек, не что-нибудь, обычный человек, каких множество, резкими движениями смахивает светлые пряди со лба. Входит через неприметную дверь, энергично потирает руки, устраивается в кресле спиной ко мне, водит по одежде, будто собирает ворсинки, – не сразу вижу на его костюме неприметные экраны.
Как будто не замечает меня – да я и не хочу, чтобы он меня заметил. Не знаю, почему. Не нравится мне этот человек, сильно не нравится, будто сделал что-то плохое то ли он мне, то ли я ему. Хочется потихоньку встать и уйти, если бы это было еще возможно – встать и уйти. И не просто из этой комнаты или из этого дома – а из города, который спешит сам и гонит тебя куда-то, давит, душит, не дает остановиться, оглядеться, одуматься…
Человек оборачивается.
Смотрит на меня, холодно, пристально, оценивающе.
– Очнулись?
С трудом выжимаю из себя слова, пугаюсь своего голоса, неожиданно низкого.
– Вроде… да.
Жду, что он скажет про мое тело. Ничего не говорит, как будто так и надо, как будто у него каждый день тут ходят человечки со спичечными ручками и ножками. А может, и правда каждый день ходят.
– Отлично. Чай, кофе? Или… что покрепче?
– П-покрепче.
Хозяин – почему-то кажется, что это хозяин – открывает шкафчик на стене, перебирает названия, которые мне ничего не говорят:
– Каберне Совиньон, Шато Марго, Романе Конти, Херес де-ля-Фронтер…
Хватаюсь за первое знакомое:
– Каберне.
– Отличный выбор, – хозяин разливает вино, думаю про себя, пил я раньше или не пил. Здесь бы спросить – кто я такой, только после этого вопроса можно в дурку загреметь, а в дурку греметь как-то не хочется.
Поэтому спрашиваю другое:
– А… где я нахожусь?
– У меня. Чувствуйте себя, как дома.
– С-спасибо.
Спрашиваю еще одно. То, что уже может показаться странным. Но все-таки спрашиваю.
– А вы кто?
– Не помните?
– Прошу прощения… нет.
Он улыбается. Как-то фальшиво, наиграно, не нравится мне эта улыбка, не нравится, с такой улыбкой самое время нож в спину засадить, вот что я вам скажу… Кому вам? Не знаю. Что-то подсказывает мне, что я должен запоминать все, что со мной случилось, будто кто-то пишет историю моей жизни, и очень важно, какая она будет, эта история…
– А я ваш злейший враг.
– А если серьезно?
– И я серьезно.
Молчу. Здесь нужно что-то сказать, только ничего не говорится. Враг, враг… Вспоминаю что-то, что-то не вспоминается, я стою напротив него, бросаю ему в лицо какие-то проклятия, он улыбается – вот так же, холодно, сдержано. Я ору, еще сам себе удивляюсь, что могу орать, что он отнял у меня что-то, что-то, что-то… И тут же ловлю себя на том, что не он отнял, не он, тут что-то другое случилось, что никто не виноват, а (чего-то важного) нет…
Он