ними по мере того, как компьютерный симулятор начинает мигать цифрами с частотой один номер в секунду. Из-за этого каждая игра может длиться не более девяноста секунд и заканчивается, когда выигрышная карточка заполняется.
Сара проигрывает первые четыре игры и понуро прихлебывает чай. За несколько раундов ей удается заполнить пару рядов, и проходит еще сорок пять минут, прежде чем она получает свой первый фул-хаус за день.
– Бинго! – Она потрясает в воздухе кулаком и тут же зажимает рот рукой. Ханна зашевелилась, но вскрик заглушил телевизор. Сара глубоко вздыхает. У нее очередная победная серия, она уже чувствует это, и адреналин бурлит в венах. Ничто не заводит ее так, как это; серьезно, это лучше, чем секс. Она вместе с iPad крадется из комнаты в ванную и, закрыв дверь, садится на крышку унитаза.
Это ее излюбленное место, куда можно зайти и просто посидеть, единственное место, где можно уединиться, логово, куда Ханна не зайдет за ней и не будет задавать вопросов. Однако время имеет привычку незаметно ускользать от нее, поэтому, а еще из-за того, что произошло вчера, она ставит будильник на iPad. Двадцать минут. Дети вряд ли проснутся раньше этого времени, а входная и задняя двери заперты. Все в порядке. Все спокойно.
Но кажется, что двадцать минут пролетают за пять, будильник срабатывает вовремя и еще три раза, прежде чем Сара наконец сдается под напором его непрерывного звона, прощается с остальными дамами и выходит из игры. Ей на счет добавилось двадцать фунтов. Она терпеть не может бросать выигрышную серию, но это не конец света. Возможно, ей удастся выкроить еще после обеда полчаса, когда погуляет…
Дюк.
Вскочив на ноги, она мчится вниз по лестнице, моля Бога, чтобы сегодня он не влез в какую-нибудь дрянь, как вчера. Это последнее, что ей нужно. Пробегая мимо гостиной, Сара швыряет iPad на кухонную столешницу и распахивает заднюю дверь.
Как и следовало ожидать, Дюк торчит в дальнем углу сада, глубоко зарывшись мордой в чертовой клумбе. Сад смахивает на джунгли, но ей все равно видно его мохнатые задние лапы, торчащие из схваченных морозом сорняков.
– Дюк! Убери оттуда свою задницу!
Пес не обращает на нее внимания. Она высовывается наружу, стоя в носках на пороге и ухватившись за дверной косяк.
– Так! Похоже, он нарывается… – Немного помедлив, она произносит страшное слово: – Ванна!
Собака не двигается. Ни на дюйм.
Внутри нарастает беспокойство. С тех пор, как Дюк был щенком размером с ее ладонь, это слово неизменно вызывало ответную реакцию – немедленную реакцию, и не только тот факт, что он не среагировал, странно настораживает ее. Это его молчание. Абсолютная тишина снаружи и полная неподвижность пса, как будто она открыла дверь, за которой моментальный снимок, стоп-кадр, Вселенная, поставленная на паузу.
Внезапно что-то кажется очень, очень неправильным.
Сара проводит языком по губам и обнаруживает, что они сухие.
– …Дюк?
Она зовет его еще три раза, прежде