как пума в саванне. – Только я не думала, что мне нужно просить разрешения.
– Почему ты не думала? Расскажешь?
– А нужно?
Я кивнул, а сам глядел на ее ананасно-желтый живот, залитый солнцем. Мне хотелось облизать его. Но я все еще сильно злился. Злость и возбуждение были чувствами, что вызывала в других Джесс лучше всего. Она искрила от возмущения, а ее голосок звенел, как скрежет оголившихся проводов:
– Потому что эти деньги и мои тоже. Ты ничего не делаешь, а только снимаешь сливки. И да, моих средств, вложенных туда, такое количество, что даже когда ты дебильно косячишь и выходишь из позиции не вовремя, их все равно остается чертовски много. Ты создаешь вид бурной деятельности, сидишь, уставившись в графики, и рисуешь предполагаемые линии падения и роста. Но это только для собственного утешения. Чтобы убедить себя, что что-то делаешь. А по существу – катаешься на американских горках со страховкой в виде неиссякаемого капитала.
– Все в этом мире иссякаемо, Джесс.
– Разве ты поднял крипту на свои?
– А разве на твои?
Джесс нахмурилась.
– Разве эти деньги были твоими, в прямом смысле слова? – спросил я, раздражаясь все больше.
Она молчала.
– Или, может, это деньги Труди? А? Это Эл решил к ним не прикасаться и жить на свои. Но по существу-то…
Она отвернулась к окну и надулась, недовольная тем, что слышит. Конечно, лучше смотреть на любимые кружевные трусишки, которые никогда не подводили, чем на меня, говорящего правду.
Я продолжил:
– Если они твои, то и Труди. Но вот мне кажется, тут будет более верным утверждать, что это деньги Лауры. – Признаю, что смаковал каждое слово. Знаю, это было не лучшим решением, но она меня выбесила.
– Замолчи! – заорала Джесс так громко, и мне показалось, что шри-ланкийские летучие лисицы, коих тут дикое множество, того и гляди сорвутся с обширных ветвей фруктового дерева. Забьются перепончатыми крыльями в окна, приняв Джессику с ее ультразвуком за свою.
– Ладно-ладно. – Не стоило, конечно, доводить ее. Зря я это сделал.
Джесс схватилась за голову:
– Мы уехали так далеко, чтобы перестать вариться в этом, а в итоге говорим тут о ней чаще, чем в Штатах. – Голос ее звучал обреченно.
Я снизил градус:
– А ты не думала, что будет, если она появится? Что тогда?
Джессика задумалась. Снова стала похожей на разморенную солнцем пуму. Потянулась, закинув стройные руки высоко над головой, так, что грудь ее показалась торчащей, как у подростка.
– Что тогда? – проговорила она, подошла ко мне, лежащему в континентальном кресле, и поставила маленькую ножку на мои крепкие ляжки. Взгляд ее стал таким, какой я больше всего люблю. Он обещал удовольствие и боль. С Джесс по-другому никак. Одно с другим парочкой ходит.
Я продолжил:
– У нас должен быть какой-то план на такой случай. В конце концов, она может захотеть назад свои деньги или вернуть всех в Штаты. Или узнать, что стало с Коулом.
– Лаура не