она сама. Но и сама она не в силах. Потому она прячется от мира за агорафобией. Но я очень хорошо ее знаю. Она не боится открытых пространств. Она боится жизни.
Джесс повернулась ко мне и спросила, перебив мысли, которые я позволил себе, созерцая многообразие выставки.
– Ты пришел, потому что тут должна появиться Труди? Так ведь?
Я кивнул.
– Я не против. Покажи ей тут все. Я бы хотела, чтобы ей понравилось.
Джесс пнула ногой пустую банку, в которой, видимо, когда-то был растворитель, и та с шумом покатилась к открытому дверному проему навстречу джунглям, таща за собой заполняющее своды эхо.
– Думаю, мне пора – сказала она тихо. – Чувствую, Труди скоро будет тут.
– Как ты это чувствуешь?
– Мне становится нестерпимо грустно.
– Почему у вас так? Так всегда было?
– Нет, так стало после исчезновения Лауры.
Джесс оказалась права. Буквально через несколько минут пришла Труди. Я был рад, действительно рад, что она стала выходить в люди. Мы договорились, что я буду ждать ее в ангаре. И хотя он находился всего в ста метрах от виллы «Мальва», для нее было существенным прогрессом появиться где-то вне дома.
Я стоял, прислонившись к гофрированной стене, и смотрел на нее. Она бродила по бетонному полу, растерянная и тихая, так, словно Джесс получила олимпийское золото или Нобелевскую премию. Мне было немного смешно, потому что это был просто ангар. Арендовать его и заполнить холстами не значило ровным счетом ничего. Но Труди воспринимала это болезненно. Может, оттого, что сама заперла себя в четырех стенах. Хотя она стала появляться в оживленных местах гораздо чаще в последнее время. Думаю, дело движется в правильном направлении. Мне захотелось подбодрить ее, и я сказал:
– Джесс была рада, когда узнала, что ты хочешь посмотреть ангар.
Она не ответила. Надулась, как ребенок. Я не понимал, зачем ей было приходить в мастерскую, если ничего, кроме раздражения, Джесс у нее не вызывает.
– Почему тебе так важно было увидеть ангар? – спросил я. – Я имею в виду, почему тебе вообще это важно? Ведь Джесс, например, совершенно не интересуется твоей жизнью.
Началась словесная перепалка. Я понял, что все испортил своим замечанием. И чем больше говорил, тем больше все летело в трубу. Надо было прекращать. Я подошел к ней и взял за плечи. Она посмотрела на меня пронзительно, точно мышонок, попавший в мышеловку.
– Я не понимаю, в чем я виновата. Не понимаю, почему она игнорирует меня и обижает. Не понимаю, почему не признает моей ценности и каждым своим поступком показывает, насколько я хуже нее.
Я удивился. Джесс можно было обвинить в чем угодно, но не в этом. Да, ей была безразлична Труди, но она точно не соревновалась с ней. Я возразил:
– Только она этого не делает. Не сравнивает вас и не соревнуется. Да, она игнорирует тебя, это правда. Но ничего другого из того, о чем ты говоришь.
Труди прикусила губу и опустила глаза. Допускаю, что она могла видеть