же домоуправец им верит? Сам знаешь, сам знаешь… О чём? И не поделился? А если это и вовсе приспешники Реома?”
Девушка дернула за рукав Бэритоса, прошептав:
– Вдруг притворщики?
– Нет… С этими знаком, местные.
– Да как же? – голос её сорвался почти на крик. – Кто им о драконах-то поведал, если те не щадят никого!?
Теперь староста услышал благозвучный голосок, и едва слышно взмолился, чтобы его обладательница оказалась хорошенькой.
Беритос поджал губы, от напряжения они искривились в ломаную дугу. Старик смотрел на девушку долго, потеряно. Прошло столько лет, а на родном лице всё те же морщины, но из глаз пропал мягкий свет надежды, что она исполнит предназначение.
Узница испуганно прошептала:
– О, нет. Я не дань, Беритос, я нужна магам, они обязательно…
– Откуда знать? А если уже никого не осталось? Мертвецы обетов не хранят. Иначе куда ж они запропастились на ваш семнадцатый день рождения? Два года невесть чего ждём. Так и состаритесь.
– Заберут-заберут, надо подождать.
Беритос с сомнением покачал головой.
– Не моя, не моя это судьба! – Выкрикнула узница и, прижавшись спиной к стене, осела на пол. Лопатками почувствовала каждый выступ.
– Мне велено во первой черёд хранить вашу жизнь, – сказал Беритос. За воротами, прильнув к ставням, напряжённо подслушивали. Домоуправец понизил голос, и оставалось надеяться, ничего, кроме шороха старческого шёпота, они не разберут. – Никто не знает, когда прекратит свирепствовать болезнь. Бывало, хворь десятки лет плясала по городам. Куда вам деваться? В замке исчахнуть?
– Хоть сто лет просижу, если понадобится. И то другая хворь была, не такая как эта.
– То-то же. Туманная в разы хуже. Зверьё в округе от неё передохло. Скоро сами с голоду помрём. Не хочу вам такой участи.
– Глупости, найдем, чем питаться, – без раздумий отрезала узница, тешась надеждой на дурной сон. Она впервые ощутила, что сырость и пустота замка были ей родными, и даже уютными. Да, она ненавидела свою каменную клетку, но любила как спасение от всех бед, кроме несвободы.
Староста же давил на жалость, поскольку юные девицы по неопытности просты и добросердечны.
– Выручайте, госпожа. В ваших нежных руках наши ничтожные жизни. Да-да! Нас целый городишко. Что ни день у нас, то беда. То голод, то болезнь, то иноземцы с их драконами. Наши детишки ещё жизни не повидали.
Не зная того, он задел больную рану. Узница затем и жила, чтобы однажды помочь всем несчастным и обездоленным. Об этом из раза в раз напоминали фантомы.
Сердце сжалось: целый город, далёкий и незнакомый, может сгинуть по её вине, из-за эгоистичности и нерешительности. Неужели ей надо принести себя в жертву ради них? Может в этом состоит её великая миссия?
Узница вспыхнула гневом от мысли, что она не жертвенный ягненок, не дань и не раба. Её предки не жили на побережье сапфирового моря, не покорялись драконьим властелинам, не соглашались отдавать своих женщин, как обменный скот.