маленькая, и только сейчас я замечаю, что она и впрямь слишком юна. Узкие плечи, тонкие, крохотные руки и ноги, круглое лицо с большими глазами – она выглядит как несформированный подросток; однако же малыш называет её мамой. Задумавшись, я изучаю её взглядом, пока она обмерзшими руками надевает носки.
– Что-то не так? – подняв голову, будто почувствовав мой взор, спрашивает она.
Я мотаю головой, пристыженный, и ставлю кастрюлю с водой и чайник на плиту.
Тишину прерывает звонкий смех ребёнка; спрыгнув со стула, он играет с Принцем в перетягивание половой тряпки, которую кто-то из них нашёл у двери. Брови мои ползут вверх: мой ли это пёс? Принц играет? Что происходит с ним? Военная собака резвится, как несмышленный щенок, валяется по полу, разрешает себя трепать, дёргать за уши, даже находит в этом удовольствие и веселье. Прежде он никогда таким не был.
– Феликс, не шуми! Иди сюда, – приказывает девушка с беспокойством. – Извините, пожалуйста, он обычно спокойный…
– Ничего страшного, пусть играют! Кажется, они очень хорошо ладят.
Я разливаю чай по кружкам, и комнату наполняет аромат тимьяна; на стол кладу печенье, сухари и вафли, недавно купленные в городе, вскоре к этому добавляются горячие яйца. Маленький Феликс забывает об игре, вскарабкивается на стул и жадно хватает вафлю.
– А собачке можно печенье? – с набитым ртом спрашивает он.
– Нет, он уже поел, – говорю я и решаю улыбнуться, чтоб разбавить прохладную обстановку; ребёнок улыбается в ответ. – Осторожно, чай горячий.
Он кивает кучерявой головой, набивая щеки, словно хомяк.
– А вы почему же не едите? – обращаюсь я к девушке, пьющей один чай. – Угощайтесь, тут на всех хватит. Извините за такой скромный ужин, я недавно сюда приехал. Есть я много не привык, поэтому и еды пока не припас, меня это не заботило.
Она убирает волосы за ухо, в усталых глазах её мелькает интерес.
– Вы с фронта?
– Конечно.
– Где вы воевали? – спрашивает она, обхватив горячую кружку, и дует на чай.
Меня несколько удивляет, что такая тема может быть интересна столь юной девушке, однако мне не сложно ответить:
– Сначала в Бельгии, Льеж, затем на севере Франции: Мобëж и Шато-Тьерри. Вам правда интересно? Хоть я и солдат, но могу говорить не только о войне. Если честно, то даже нет желания…
– Да, интересно, – перебивает она, задумчиво хмурясь. – Я была в Вандьере.
– Вы были на линии фронта? – неподдельно удивляюсь я, не веря своим ушам.
Девушка кивает. В недоумении и с долей недоверия я гляжу на нее; совсем молодая девушка на фронте? С ребёнком? Кажется, это звучит невероятно, но её усталый вид и тяжёлый, железный взгляд подтверждают её слова.
– Что вы там делали?
– Жила, – тихо отвечает она, отдавая почищенное яйцо ребёнку.
– Почему вы не уехали? Ведь это было опасно.
– Я не могла, – отрезает она сурово, но тут же смягчается. – Спасибо за ужин. Вы очень добры.
Вытерев рот сыну, девушка встает из-за стола.
– Где