А я подумала, что он, должно быть, позавидовал Геле, что тот отделался от своей обузы.
– Она умерла своей смертью, и ты все равно ее добил?
– Ну она обратилась, – Гела смачно затянулся, повернулся на пятках и продолжил путь. Мы поспешили за ним.
– То есть не обязательно быть укушенным, чтобы обратиться? Достаточно просто умереть своей смертью?
– Да, этого достаточно. Что-то нехорошее витает в воздухе, заметили? – Гела помахал рукой над головой для убедительности.
– Заметили. Только еще не до конца поняли, по каким правилам тут все работает.
– Брат, это же не футбол. Эта игра без правил!
– Если не осталось тех, у кого есть ответы. Значит можно вывести какие-то закономерности со временем. Например, я быстро понял, как их убить. Не колом в сердце, а уничтожив мозг.
– Умники с ответами тоже есть. И они уже на юге. Скорее всего, они даже перебрались туда заранее. Вообще, чем южнее, тем выживших больше. Плюс еще беженцы вроде вас.
– Чем это вызвано?
– Я выяснить не успел, честное слово! Слишком долго проковырялся с бабкой. Многое пропустил, – сильное ударение на слогах в словах, особенно при быстрой речи создавало почти мелодию, которая придавала речи уникальное звучание и делала ее мгновенно узнаваемой.
– Как же так вышло, что на юге есть более цивилизованные коммуны, с таким отрывом? – спросил Марк.
– Они просто сразу стали действовать.
– Прямо сразу?
– В кризис выживают сильнейшие и предприимчивые.
– Это не кризис, а апокалипсис.
– Для мертвых – да. А для живых это кризис. А кризис – это время новых возможностей. И те, кто понял это сразу, сейчас на коне.
Как можно было понять это сразу? Я вспомнила свой первый год. Ужас, отчаяние, туман в голове, полный анабиоз. А кто-то в это время действовал, создавал общины, мигрировал. В полном хаосе, наощупь.
Свой риторический вопрос я не решилась озвучить.
– Ты вообще спишь? – спросил Марк.
– Нет. Можете идти со мной, если выдержите мой темп.
К вечеру Гела уснул и проспал шестнадцать часов. Мы с Марком несколько раз обезвреживали стайки ходячих, сбегающиеся на его храп. Но несмотря ни на что, эта ночь была особенной. Нас стало трое. Мы оба это чувствовали и понимали, что нам это нравится.
– Она немая? – спросил Гела у Марка на второй день, когда мы остановились для ужина и ночлега.
– Нет, но с момента нашей встречи она произнесла от силы слов сто. А это больше года, прикинь, приятель!
К моей боли прибавилось еще какое-то неприятное новое чувство. Марк знал, почему я молчу, видел, что я пережила. И теперь так беспардонно обсуждает меня в моем же присутствии с каким-то щербатым незнакомцем.
Мне понравилось, что Гела вместо того, чтобы посочувствовать ему, посмотрел на меня серьезно, с проницательным интересом.
Было уже темно, и он снял солнечные очки. Я сразу поняла, почему он их носит. Взгляд его светло-серых глаз был диковат. Но я чувствовала, что сердце у него доброе. Как и у большинства