– оптимизировать извлечение ландшафта при генерации во благо цивилизации. Возможность нельзя упускать.
Гуманность. Вот о чем не помнят мои коллеги. Страх застил им глаза. Пустой человек заслуживает жить не меньше. Пока он нам нужен, мы используем его, но разве можно списать его в утиль по достижении цели? С этим я не согласен.
Для них он даже не жив. Да, он подобен растению, ум его подвижен только при подключении к Сфере. Но что если я найду путь, как извлечь ландшафт, поистине райский ландшафт, который не снился ни японцам, ни шведам, ни немцам, да еще и вдохнуть жизнь в нашу любимую человеческую болванку. Что если, двигаясь к этим двум благородным целям, а не отвергая полностью возможность сделать одно хорошее дело ради другого, мы только больше приобретаем.
Моя вера в хорошее, да, романтическая вера, глупая, смейтесь, но я убежден, что такое намерение принесет плоды в обоих начинаниях. И мы преуспеем многократно. Я все сделаю, чтобы…
Тимофей оказался на знакомой улочке перед булочной. На мгновение он забыл, что читал «Книгу», и удивился, как он вдруг оказался невредим и как его перенесло так далеко.
Навстречу шел Меркурий и его мать, Светлана. Они держались за руки и шли быстрым шагом. Торопились.
– Тимка? – удивилась Светлана.
Светлана отпустила руку Меркурия, подошла к сыну и положила ладони ему на виски.
Тимофей почувствовал прикосновение.
«Вот она, живая, трогает меня, и я живой. Пока живой. Чувствую ее. Знаю, что не она. Знаю, что и прикосновения нет, но чувствую. И раз я читаю книгу, значит, навсегда поселюсь тут. Только самого меня потом уже не станет, как нет Меркурия. И кто-нибудь возьмет читать эту книгу, эту бессмысленную писанину, и я оживу, и буду жить, пока книгу не закроют, пока по буквам гулять будет чей-то взгляд».
Меркурий посмотрел на Тимофея с несвойственным прищуром, будто в глаза било слишком яркое Солнце.
– Быстрее, раз уж мы снова вместе, – Меркурий оглядывался. – Я боюсь, город поменяется. А еще эта чернота на небе становится все больше. Что хоть это такое?
Тимофей посмотрел наверх. На вечернем небе, среди немногочисленных белых точек, черная звезда.
– А поехали на троллейбусе! – Светлана схватила Меркурия и Тимофея за руки и потянула за собой.
«Значит, останемся тут навсегда, – думал Тимофей. – «Единственный след моей короткой жизни будет в этой никому не нужной книге. А если… а если! Дэв. Дойти до Дэва тут. Сказать ему, что я валяюсь в овраге у подножия горы и гибну. Может, придет, вытащит меня, исцелит. Сделает хорошее дело напоследок. Я же за этим и начал книгу читать».
Надежда расцвела в Тимофее. Город сделался приятным, по-летнему теплым, и свет пролился мягкий на стены домов и крыши, на улочки и черные фонари.
Подошел троллейбус. Двери лязгнули и открылись с гидравлическим звуком. Они зашли. Внутри сидели несколько человек.
«Притихшие, разморенные летним вечером, уставшие от работы и счастливые. Жизнь для них вечна. Они не читали книгу и не знают, что это. Вот счастье», –