а за ним – аварские степи, куда ему ходу нет. На западе – Бавария, с которой уже заключен контракт. На юге – запретные пока земли лангобардов. Не стоит туда соваться, чтобы не получить полноценную войну с сильным и умелым противником.
– У нас, Горазд, соли теперь слишком много, – сообщил он своему жупану после того, как провел инспекцию складов.
– Много соли – хорошо, – удовлетворено заявил знаток местной экономики с бицепсами толщиной в бедро нормального человека. – Чем больше добудем, тем мы богаче станем.
– Не станем, – отрезал князь. – Если мы все, что ты тут добыл, на рынок выбросим, цены пополам упадут. Я и так с баварским герцогом договорился, он много брать будет. Пока надо остановиться, иначе по миру пойдем. Будем корзину соли на летнюю белку менять. – Князь подключил логику, понятную аборигену.
– Да как же так…, – растерялся Горазд. – Мы тут, получается, зря стараемся? Так что, всех рабов резать теперь? Не кормить же их…
– Нет, – поморщился князь. – На землю посадим и будем им за труд платить.
– Да зачем им платить? – взорвался Горазд. – Они же даром работают.
– Ты скольких за последний год схоронил? – посмотрел ему в глаза Само.
– Да пару десятков померло, не больше, – пожал громила плечами. – Так мы еще наловили. Тут много бродяг ходит.
– А теперь представь, сколько бы они за этот год соли нам добыли, – терпеливо, как ребенку, объяснял Само. – Поверь, если человек за интерес трудится, то он работает и больше, и лучше. А раб только и думает, как бы сбежать, или хозяину нагадить. Ты забыл, кем я десять лет в Бургундии был?
– Ну, вообще, да…, – почесал лохматую голову Горазд. – Я бы тоже все время думал, как стражнику половчее голову камнем проломить да смыться. А чем они тогда тут заниматься будут?
– Крепость строить будете. Я вам мастера из самой Бургундии привез. Чтобы он тут у тебя как сыр в масле катался. Понял?
– Да понял, – почесал Горазд кудлатый затылок. – Там эти… поели, владыка, и твоего слова ждут.
Самослав вышел на всеобщее обозрение, а на него уставилась сотня глаз, в которых был написан немой вопрос, мольба и надежда.
– Люди! Вы оказались в рабстве, значит, так вам отмерено богами. Но я, князь Самослав, отпускаю вас на волю. Вы свободны, можете идти на все четыре стороны.
Воцарилось изумленное молчание. Оно было настолько тяжелым, что, казалось, даже вздох было сделать сложно. В глазах у многих появилась тоска, у кого-то – отчаяние, у кого-то – надежда.
– Да куда мы пойдем-то? Чай не лето, – грустно хмыкнул всклокоченный мужик с мертвенно-бледным, как у всех здесь, лицом. – Ни еды, ни одежи теплой, ни семян, ни топора… Зима скоро. Подохнем мы от голода в этих лесах. Или волкам на зуб попадем.
Собрание поддержало его согласным гулом. Тут почти все были в схожей ситуации. А в глазах матерей, в подол которых вцепились малые дети, и вовсе