это предоставит. Ты должна найти максимально безобидный выход из проблемы, понимаешь? Что ты сделала?
– Заткнись! – Ви вскрикнула, раскидывая руками. – Решать за других ты горазд, а теперь я точно ничего не смогу сделать. Вы позволите мне уснуть прямо сейчас?
– Не время для сна.
– Вот и отлично, глупцы, – она ходила то вперед, то назад. – Все только ломаете… – в какой-то отчаянный момент Ви легла на холодный земляной покров, пытаясь забыться, однако в ту же секунду непонятливый Лютер подхватил ее, ругая за глупые и детские идеи. Девчонка очень сильно нервничала, мяла свои руки, кусала пальцы, она все не могла успокоиться, видимо, осознавая, какому риску подвергла всех вокруг. – Заходите, чего встали! – наконец-то выпалила та, двинувшись вперед.
Церковь встретила своей нравственной пустотой, которую ощутил даже Лютер, нервно разглядывая висящие по бокам иконы. Они давили, сжимали его разум даже в чужих угодьях, но мужчина не мог оступиться. Священник шел уверенно, ведя Мальвину под руку, боясь, что она ускользнет и натворит чего-либо еще. Им навстречу вышел человек в похожем одеянии с серыми глазами, сливающимися с одеждой, наблюдая за шагами путников. Около сорока или сорока пяти дала бы ему Ви; сгорбившийся, жалкий и одинокий, он проповедовал здесь один, что практически было параллелью с Лютером. Безумно обрадовавшийся посетителям, поскольку одиночество уже начинало давить на стены, мужчина сжал кисти рук в сцепке, неловко, широко улыбаясь; плечики его подрагивали от волнения:
– Здравствуйте, – выдохнул он, наклонив голову. Лютер ласково улыбнулся, не сводя глаз с хрупкого священника.
– М-м, – Ви потянула к себе руку Лютера, но он даже не поглядел на нее.
– Здравствуйте, – с уважением прошептал мужчина, но вскоре повысил тон, – не предоставите ли вы нам, пожалуйста, ночлег?
– В-вас двое? Простите мне мою заикность… Я очень давно не свидовался с людьми, – мужчина робко посмотрел на Мальвину, в его глазах появился незнакомый огонек. – Какая девочка!.. Сколько лет?
– Да, двое, – кивнул Лютер, а Сеймур незримо улыбнулся. – Так не поможете ли, просим?
– Церковь – обитель нуждающихся, – кивнул он, черная ряса соприкоснулась с полом. Лютер напряженно посмотрел в сторону. – Проходите, не беспокойтесь, о, не беспокойтесь, да?.. – жалость в его голосе непроизвольно выдавала страх, сочувствие, вину.
Священник так хотел общаться! – Меня… зовут Лепеп, вы обращайтесь, я всегда рад помочь.
И одна только Мальвина, тревожно оббегающая картины и фрески взглядом, заметила, что они наблюдают. Что глаза их, выведенные кистью по ткани, шевелятся, сердятся, что одни только зрачки беспокойно дрожат, словно чужие глазницы навеки заперли в рамках двух дыр внутри картин, и одна только вечность да грешница со священником могут видеть, как иконы истошно рыдают, в конвульсиях изнывая от сухости распахнутых век. Казалось, если в священнике не остается