медузами экма, Друсс приближался к тому, что казалось многообещающим. К угловатому сооружению, возвышавшемуся над руинами. С близкого расстояния оно оказалось старой приземистой башней, квадратной в сечении, сложенной из крупных точно подогнанных камней. Башня внушала доверие, хотя внутри была пуста. Лишь вдоль ее стены поднималась вверх замшелая винтовая лестница. Друсс осторожно поднялся по ней. Лестница вела к проему в потолке, открывавшему проход на плоскую крышу, заросшую высокой травой. Друсс подошел к краю и прислонился к разрушенным ветром и осыпающимся зубцам.
Башня была не особо высокой, этажа на четыре, но в этом пейзаже, среди развалин, напоминала ствол чахлого дерева, торчащий среди заболоченных трав. Она нависла над широкой заводью, некогда, должно быть, являвшейся перекрестком двух каналов. Впереди, за несколькими затопленными кварталами, Друсс заметил стену, окружавшую район, а за ней высокие портовые краны, широкие крыши складов, мачты и трубы самых больших кораблей. Он повернулся, чтобы окинуть взглядом путь, который ему пришлось преодолеть, чтобы добраться до башни. Тот вышел короче, чем казалось. Друсс также увидел болотистый парк, примыкающий к стене Энеза, за которой возвышался лес трубодомов района Практо, частично заслоненный внушительной громадой Аполлабия. Окна квартиры Друсса выходили на Салос, поэтому у него никогда не было возможности наблюдать Энез сверху, а жаль, потому что это был бы хороший наблюдательный пункт, а расположение района навсегда врезалось бы в память, что сейчас было бы нелишним. Друсс кинул взгляд в сторону Салоса и прячущегося за ним Унтуса, присутствие которого выдавала только темная пирамида Компостной станции, превосходящая по высоте все здания в той части города, и поискал взглядом золотой купол Аполлабия, парящий в небе. Он висел далеко, над посевными полями томора, а потому его непрестанный следящий взгляд ощущался намного слабее, чем обычно.
С трудом перебираясь через руины, Друсс согрелся и ненадолго забыл о промокшей одежде. К счастью, он уже успел немного просохнуть, но знал, что его еще ждет холодная ночь. Друсс достал сухари, которые получил от Ракама и спрятал под блузой, на животе, чтобы они не занимали рук. Достал один и начал хрустеть. Сухари был вкусными, питательными и так ловко испеченными, что очень медленно впитывали воду, потому можно было не беспокоиться о том, что они намокнут. В то же время они были настолько твердыми, что приходилось беречь зубы и неторопливо размалывать массу во рту. Хрустя сухарем, Друсс стоял в лучах заходящего солнца, подставив себя под сильные порывы теплого ветра, дующего с озера, и с все большим интересом разглядывал тульп.
До сих пор ему казалось, что зыбкий слой мыслеформ парит над всем Энезом. И только сейчас он заметил, что все не так. В воздухе висели четыре больших скопления тульп и мыслематерии и десяток поменьше, разбросанных над районом. Они не перемещались, постоянно занимали одни и те же позиции. У Друсса не было причин искать смысл в действиях созданий, существование которых ускользает