а вот яйцеклетки у тебя взяли. Говорю же, лично относила их в лабораторию. Тебе откуда знать, конечно, ты под наркозом была.
– Но почему мне не сказали, Лен? Это же мой ребенок, получается, родной.
– Кто ж их знает, – пожимает плечами Харина, – может, решили, что и так дофигища денег на тебя потратили, чтобы еще и за яйцеклетки тебе платить.
– Нет, Ленчик, нет, – отрицательно качаю головой, комкая руками салфетку, – думаю, дело в другом. Мне Анна все время пела, что верит в наследственность от суррогатной мамы. А она врала, ни во что она не верит. Просто поняла, что своего ребенка я им не отдам, а если буду думать, что биологически он не мой, то соглашусь. Вот только… Он все равно мой, даже если не мой, понимаешь?
Харина рядом за столом сочувственно вздыхает, и я вижу, что ничего она не понимает. Но меня это уже не останавливает.
С квартиры Анны я съехала в тот же день, как она мне позвонила. Можно было бы снять квартиру, деньги у меня есть, я ничего не тратила. Все расходы были за счет заказчиков.
Но Лена предложила пожить у нее, она живет у знакомой и платит только за коммуналку. И я с радостью согласилась, не к матери же идти с отчимом. И сейчас мы пьем чай, а Ленка дает подробный отчет.
Сегодня в медцентре она осторожно попробовала что-то узнать обо мне, но выяснила только, что я везде проходила по программе ЭКО. И больше ничего.
– Если я шла по программе ЭКО, они обязаны были где-то написать, что у меня брали яйцеклетки? – спрашиваю Лену.
– Видишь ли, у нас в стране донорство анонимное, – она сосредоточенно дует на горячий чай. – Такой ребенок даже когда станет совершеннолетним, не сможет узнать, кто его биологические родители. Тут как раз все по закону.
– Значит, я никогда не узнаю, кто его отец, – потерянно опускаю голову. Но Ленка не дает даже нормально поныть.
– Ладно, не кисни. Я с Тереховой говорила, Ульяна Викторовна – мамина знакомая, она в женской консультации при городской больнице работает. Пойдем завтра к ней с твоими результатами, только не вздумай «Эдельвейс» упоминать, и что тебе ЭКО делали, тоже не говори.
– А что сказать? – я сегодня явно туго соображаю. – Откуда у меня взялся ребенок?
Ленка смотрит на меня как на больную, даже пирожное укусить забывает.
– Оттуда, откуда у всех. От большой любви! Трахалась, залетела, парень бросил. Все. Ты даже почти не соврешь, ваш папаша действительно вас бросил.
Мне нечего ответить. Машинально кладу руку на живот, а вечером перед сном снова думаю о мужчине, которого никогда не видела, но с которым теперь связана на всю жизнь. Потому что у нас с ним будет ребенок. Даже если он об этом не знает.
***
– Ну что, – врач-узист всматривается в экран, – по тем данным, которые я вижу, ваш ребенок здоров, Полина. Хотите знать его пол, или пусть это останется для вас приятным сюрпризом?
Я хочу ответить, но не могу выдавить ни звука. Я оглушена, ошарашена, меня будто придавило бетонной плитой. Закрываю руками лицо.
– Что с вами? – встревоженно спрашивает