как патологические элементы, с другой – как движущие силы. Либо мы используем эти факты, чтобы попытаться понять город в его целостности, либо остаемся на уровне ряда фактов, никак не связанных с системой города.
Я понимаю, что недостаточно ясно обозначил существующие различия между естественными устойчивыми элементами и теми элементами, которые следует считать патологическими. Сейчас я попытаюсь высказать еще несколько соображений, пусть и несколько бессистемно. На первых страницах этого труда я говорил о Палаццо делла Раджоне в Падуе и подчеркивал его устойчивый характер. Здесь устойчивость означает не только то, что в этом памятнике до сих пор заметны формы прошлого, что физическая форма прошлого за свою историю выполняла различные функции и продолжала функционировать, определяющим образом влияя на свое окружение и до сих пор являясь важным центром притяжения. Отчасти это здание до сих пор используется, и, хотя все уверены, что это произведение искусства, никого не тревожит, что на первом этаже оно функционирует как розничный рынок. И это доказывает, что оно до сих пор живет.
Возьмите гранадскую Альгамбру: в ней уже не живут ни мавры, ни кастильские короли, но, если принять функционалистскую классификацию, мы будем вынуждены признать, что она выполняет ключевую функцию в городе. Конечно, в Гранаде мы «переживаем» форму прошлого совершенно по-иному, чем в Падуе. (Или, если не совершенно, то в большой степени.) В случае Палаццо делла Раджоне форма прошлого сегодня выполняет другую функцию, но по-прежнему сохраняет тесную связь с городом, она меняется и, возможно, изменится еще не раз. Альгамбра же изолирована от города, к ней ничего нельзя добавить, она представляет собой настолько целостное явление, что уже не способна измениться (здесь можно вспомнить неудачу с дворцом Карла V, который спокойно можно было бы снести); но в обоих случаях эти факты городской среды являются неотъемлемой частью города, потому что они и составляют город.
Анализируя этот пример, я затронул определенные темы, которые, как ни странно, еще сильнее сближают устойчивый факт городской среды с памятником – ведь я мог бы упомянуть Дворец дожей в Венеции, или амфитеатр в Ниме, или Мескиту (соборную мечеть в Кордове), и ничего бы не изменилось. Я склоняюсь к мысли, что устойчивые факты городской среды представляют собой то же самое, что и памятники; а памятники являются устойчивым элементом города и сохраняются в том числе и физически (за исключением очень специфических случаев). Эта устойчивость рождается из их конструктивной ценности, из истории и искусства, из бытия и памяти.
Далее в этой работе я не единожды буду высказывать различные соображения по поводу памятников. Здесь мы можем наконец констатировать различие исторической устойчивости как формы прошлого, которое мы переживаем до сих пор, и устойчивости как патологического элемента, чего-то изолированного и странного.
Второй тип устойчивости в большой степени составляет