сильного удара об огромные резиновые кранцы, намертво пристёгнутые к стенке пирса, они чрезвычайно проворно и к тому ж под острым углом заваливают «Антилопу» на правый борт. От сильного удара об убегающую мокрую палубу нога лейтенанта при приземлении подворачивается и, поскользнувшись, едет в сторону. Падая, он неудобно заваливается на бок и, больно ударившись головой обо что-то твёрдое, опасно откатывается к самым леерам на краю правого борта на юте.
«П-привет, “Антилопа”», – первое, что приходит ему в голову после полученной порции холодной воды в лицо, приведшей более или менее его в себя, и осмотра места происшествия.
Дислокация на палубе корабля оказывается удручающей: правая нога, не раз прежде подвернутая на многочисленных лыжных и беговых кроссах, распухая, гудит в районе стопы, голова раскалывается, сам он сидит на мокрой палубе и молча обнимает леер правого борта, мысли путаются, врываясь в сознание бессвязным набором букв, слов, предложений.
– Ну, здравствуй, что ли, ещё раз, – повторяет уже вслух, получив повторный бодрящий окатывающий удар запрыгнувшей на палубу весёлой волны, – да ведь это я, твой новый командир!
– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, что случилось? – обеспокоенно кричит ему со стенки подоспевший вахтенный матрос, похоже чудом услышавший монолог командира с кораблём. – Вы что-то сказали?
– Да ничего, – окончательно придя в себя, глухо отзывается Феликс, пытаясь преодолеть боль и встать на ноги.
– Стойте, не двигайтесь, – увидев его безуспешные потуги на краю палубы, волнуется матрос, – я сейчас, – и тут же спокойно и деловито, сойдя на кранец, без видимых усилий запрыгивает на корабль и одним рывком, обхватив Феликса могучими руками за пояс, ставит его на ноги.
– Ох! – невольно вырывается у того.
– Что-то с ногой? – заметив гримасу на лице лейтенанта и неуверенно поджатую правую ногу под себя, заботливо спрашивает вахтенный.
– Всё… нормально, – не сразу давит из себя Феликс и, с трудом удерживая равновесие, уже беспечно добавляет: – Не переживайте, товарищ вахтенный, сейчас всё пройдёт, у меня с ней старые счёты.
– Держитесь за вьюшку, товарищ лейтенант, – строго требует тот, вытаскивая из образовавшейся на скачущей палубе лужи чемодан, рюкзак и фуражку, чудом застрявшую в них. – А рюкзаков разве не два… было? – ехидно улыбаясь, подтрунивает.
– Два, – безразлично кивает Феликс, – и сумка ещё.
– По-нят-но, – веселится Стрельба, протягивая лейтенанту его мокрую фуражку. – Идти-то в состоянии?
– Само собой, – нарочито бодро выдаёт Стариков и, придав лицу нарочито беззаботный вид, спрашивает: – Как вас зовут, товарищ старший матрос Стрельба?
– Меня-то? – удивляется тот, – Сашка, – но тут же, посуровев, докладывает по уставу: – Старший матрос Стрельба… Александр, боцман-артиллерист РТ-229.
– О, так мы с вами, получается, с одного экипажа, – радостно восклицает лейтенант. – Очень