ее расстраивать.
У меня ком в горле, дрожь в руках и слезы подступают к глазам. Я так устала от того, что боюсь любой еды и не могу позволить себе то, что безмерно люблю, зная, что это приведет к моему срыву.
– Я, наверное, попью только чай. Наелась всякого у тети Лены. – часть меня, которая за порочный круг диет, побеждает, и я отказываюсь от любимого лакомства.
– Может останешься до утра? На улице уже темно, да и позавтракаем с утра вместе.
– Да, хорошая идея. – даже не пытаюсь бороться. Знаю, что это бесполезно, поэтому беру кружку в руку и делаю несколько глотков ромашкового чая.
Мне хочется взять маму за плечи, растормошить ее и поговорить обо всем: о моей боли, о том, как же мне приходится вести борьбу с самой собой, как я буду скучать по Ромке, как я ненавижу свою трусость и жизнь. Однако мы сидим с ней друг напротив друга как незнакомцы. От нашей былой близости ничего не осталось, мосты разрушены, они сгорели и не видно возможности, их починить.
Пока есть чай в кружке, мы разговариваем, но это вопросы из разряда: "как учишься?". На ее следующий вопрос, чем я буду заниматься после учебы, отвечаю, что меня позвали в салон на полную ставку и скорее всего пойду ещё повышать квалификацию визажиста. Она смеётся, приговаривая, что в 11-ом классе мне хотелось преподавать историю.
Возможно, это был бы интересный опыт вести пары по Древнему миру, но боюсь, что часть меня разочаровалась в системе образования и уже перегорела несколько раз этой идеей.
– Спокойной ночи. – говорю напоследок, вставая из-за стола.
Мама остаётся за столом, сидит и не шевелится. Я иду в сторону своей комнаты, маршрут кажется могу пройти даже закрытыми глазами. В моей спальне и правда ничего не изменилось с того момента, как я уехала. На стене различные грамоты за участие в олимпиадах, фотографии с бывшими друзьями. На окне раньше стояли цветущие кактусы, но сейчас они перекочевали на подоконник кухни. На двери шкафа висит зеркало, правда, грязное. Нужно провести в квартире генеральную уборку.
Сажусь на диван, и вверх поднимается пыль, от чего я чихаю. Беру телефон в руки и замечаю сообщение от Ромки: "сеть поймал, соседи забавные – пожилая пара. Если это моя новая жизнь, то мне нравится. Жалко, что ты будешь теперь не в тридцати минутах ходьбы."
Закрываю глаза и снова ощущаю эту пустоту внутри, потому что мне не нравится моя жизнь. Я делаю шаги назад, а не вперёд. Поворачиваю голову в сторону зеркала, долго всматриваюсь в свой силуэт. И в отражении самозванка, другая я с мнимой уверенностью в себе. Потому что на деле я трусиха.
И вот я в этой точке невозврата. Сижу в одиночестве в своей комнате, рассматриваю себя со стороны, чувствуя липкое отвращение к себе, внутри буря эмоций, снаружи каменное лицо. Я не имею возможности вымолвить ни слова, звук глухой. Теперь я была во власти синдрома вопля.
Беру в руки телефон, потому что мне нужно выразить куда-то свои эмоции, я так больше не могу. Писать Ромке, что мне невыносимо плохо, значит быть эгоисткой