могут ему сделать? Медальона-то у них нет!
– Есеня, – шепотом позвал тихий голос, – ты здесь?
Он высунул голову из сена и увидел Чарушу.
– Ой! – она улыбнулась во весь рот. – Ты вернулся! Как здорово!
– Вернулся и вернулся, – ответил он равнодушно. – Опять, что ли, поесть принесла? Так я только что поел.
– Нет, я просто зашла проверить. Но если хочешь, сейчас принесу, – она повернулась, готовая по его кивку бежать за едой.
– Не надо пока. Может, к ужину, – он милостиво махнул рукой.
– А пить? Пить хочешь?
– Ну давай! – он кинул ей фляжку, которую Чаруша поймала на лету.
– Я сейчас! До колодца и обратно!
Есеня не понял, чего она так суетится, но ему понравилось: лежи себе, а тут по первому требованию – еды, воды! Может, еще чего попросить? Пива, например! Но пить пиво в сарае, в одиночестве показалось ему неинтересным. Эх, была бы она белошвейкой, а не папиной доченькой! Он бы точно не стал скучать.
Чаруша вернулась быстро, запыхавшись и поправляя выбившиеся из толстой косы пряди волос. Румяная и пышущая жаром, как булочка, только что вынутая из печки. Есеня тряхнул головой: как здорово было бы ее сейчас потискать, чтоб она повизгивала и хохотала. Наваждение показалось столь натуральным, что Есеня долго не мог от него избавиться. Чаруша взобралась к нему на сено и села рядом, так близко, что он почувствовал ее запах. От нее пахло пряностями и кожевенной мастерской ее отца, но не противно вовсе – готовой выделанной кожей. Хороший запах, терпкий немного.
– А где ты был эти две ночи? – спросила она и вздохнула, опустив голову.
– Какая разница? – Есеня хлебнул из фляги. – В лесу ночевал.
– Ой! Там же страшно! – она подняла на него голубые глаза – он только сейчас заметил, какие они голубые и прозрачные.
– Да ничего там страшного нет, – Есеня равнодушно махнул рукой. – Медведя видел. Вот как тебя сейчас. Вышел мне навстречу из малинника.
– Ой!
– Да не бойся. Он меня увидеть не ожидал, испугался и в лес убежал.
– А ты? Ты испугался? – она высоко подняла брови, и губы ее слегка подрагивали.
– Нет, конечно! Чего бояться-то? – фыркнул Есеня. – Или он меня – или я его.
– А мне в детстве рассказывали, что по ночам мертвецы выходят из болота. Мертвецов ты не видел?
– Нет, не видел, только слышал. Они за мной до самой городской стены шли, но напасть не решились.
– И какие они? Страшные?
– Не знаю. Не видел, говорю же. Только шаги слышал. И стоны. Они стонут, жалобно так, как будто тяжело им на живых смотреть.
Румянец на ее щеках слегка поблек, и по лицу пробежала тень.
– А если бы напали? – шепотом спросила она. – Что тогда?
– Не знаю, – пожал плечами Есеня. В отличие от белошвеек, она верила каждому его слову, и от этого он