в аэропорт и держа за руку свою златоглавую маленькую принцессу, Ленка даже всплакнула на прощание, правда не слишком сильно, по крайней мере, Аришка, увлечённая новой куклой, подаренной доброй тётей Ирой, даже не заметила маминых слёз.
Отпуск пролетел мгновенно и, возвращаясь домой, я отчаянно трусила, как оказалось зря. Друзьям (очень немногочисленным, кстати), знакомым и коллегам не было до меня никакого дела. Только Ольга звонила мне ежедневно, надиктовывая такие самоуничтожительные голосовые сообщения, что слезу вышибало.
Позвонив родителям и сообщив, что вернулась из командировки, в которую, по легенде, уезжала, я сходила в душ и принялась разбирать вещи, думая о маме и папе. Это были классические советские пенсионеры – хоть картину пиши, даже сообщать им, что еду отдыхать за границу я не стала, чтобы не волновать.
Представила на минутку расширенные глаза мамы: «Ах, за границу, Ирочка, ты что?! Нельзя, нельзя, ни в коем случае, там же все по-другому, ты перепутаешь, не поймёшь и вообще оттуда не вернёшься! А если тебя заберут в рабство… ну, это сексуальное (понизив голос, слово «сексуальное» через «е») Я вот передачу недавно видела… Мы там не бывали и тебе нечего, чего там хорошего на этих югах? Езжай вон лучше на дачу, загоришь на грядках лучше всяких югов, да и нам с папой поможешь. Вон, ко всем дети каждый выходной помогать ездят, а ты у нас… Да-да, знаю, что далеко живешь, но ведь говорят уже люди… Что тебе наплевать?! Что значит, пусть говорят?! Нет уж, хватит с меня ещё той истории…» И за спиной её молчаливый, лысоватый, вечно кивающий папа – интеллигентный усталый человек в старомодных очках, всю жизнь мучающийся чувством вины из-за того, что когда-то так и не смог защитить дочь.
Мама же, напротив, стандартная российская женщина – локомотив: «я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик». Бойкая, говорливая, всё про всех знающая, неухоженная, везде успевающая, жертвующая собой, умеющая из трёх картошин приготовить первое, второе, третье и компот, с профессионально громким, чётким, проникающим в мозг учительским голосом – прекрасная счастливая пара, каких тысячи. Именно пара, потому что я – единственный ребёнок, вечно перекидываемый с рук на руки бабушек, нянюшек и детских садов никогда по-настоящему так и не почувствовала себя их частью. Даже когда была изнасилована. Особенно, когда была изнасилована.
Маленькой, перепуганной насмерть девочке требовалась как никогда забота, тёплая материнская рука, поддержка, а получила она только брезгливый, почти презрительный взгляд. Противное, оскорбительное любопытство до мелких, интимных деталей, да страх, безотчётный, всепоглощающий страх, который явственно плескался в родных глазах, страх под названием: «А что скажут люди?»
Наверное, я так и не простила родителей – ни поведения мамы, которая, без сомнения, очень любила меня и в итоге смогла справиться с собой, спрятать свои эмоции, и вести себя так, как положено матери в подобной ситуации, ни молчания отца, который переживал всё в себе, ни словом, ни взглядом не дав мне понять, что он меня поддерживает,