бургундский военачальник Жан Вилье де Лиль-Адан (Jean de Villiers de l'lsle-Adam) занял Париж и передал его под власть французского короля. Английский гарнизон без боя покинул столицу «под свист тех самых горожан, которые когда-то с радостью приняли его»[272]. После ухода англичан из Парижа активные военные действия на какое-то время практически прекращаются. За англичанами остаются Нормандия и Аквитания, что в целом и соответствовало их изначальному плану.
На протяжении второй половины 1430-х годов английские войска одержали целый ряд серьезных побед над неприятелем и даже, несмотря на разрыв с бургундцами, периодически умудрялись расширять контролируемую ими территорию. Их отряды беспрепятственно подходили к пригородам французской столицы. Затяжной характер войны, продолжавшейся 14 лет даже после разрыва англо – бургундского союза, связан с тем, что боеспособность французов оставалась значительно ниже, чем у их противника.
Однако компромисс между Валуа и Бургундской партией означал для исхода войны куда больше, чем любые выигранные сражения. Он представлял собой не только соглашение Карла VII с Бургундским герцогом, но и знаменовал окончательное поражение Арманьяков во внутриполитической борьбе. Карл сделал ставку на буржуазную часть Бургундской партии. Не победы французов на поле боя привели к переходу кадров от Ланкастеров к Валуа, а наоборот, переход кадров предопределил перелом в борьбе двух династий.
В то время как Ланкастерский режим в Англии слабел, подтачиваемый феодальными распрями и финансовыми затруднениями, во Франции происходили реформы, призванные не только изменить систему управления, но и расширить социальную базу королевской власти. Казначеем короля становится Жак Кер – простолюдин, сын скорняка из Буржа, инициировавший создание первой шелковой мануфактуры. Жак Кер оказался родоначальником целой традиции – за ним идет длинная череда французских буржуа, создававших свой капитал и добивавшихся влияния путем сотрудничества с казной, которую они систематически субсидировали, но также систематически и обворовывали. Добившись дворянского титула от Карла VII, он становится полноценным членом правящего сословия, тем самым закладывая основу двухвековой практики интеграции финансовой элиты в феодальную верхушку. В отличие от английской модели, основанной на жесткой отчетности и прозрачности, французский абсолютизм был готов отдать свои финансовые дела в руки представителей буржуазии, но не путем создания представительных институтов, а на основе частного сговора между двором и конкретными предпринимателями. Эта система, просуществовавшая практически до Великой французской революции, предопределила стремительное восхождение целого ряда талантливых, но порой нечистых на руку финансистов, достигавших не только богатства, но власти и славы. Однако эти истории систематически заканчивались таким же стремительным и катастрофическим падением, поскольку за спиной этих финансовых гениев