откровенную грубость: «Ты что – ненормальная?!».
Они были, вообще-то, всегда бездомными. Я это остро восприняла, особенно сквозь те обстоятельства, о которых поведала мама. В семье – много детей, дом представлял собой кухню и одну, хоть и просторную, комнату, уставленную кроватями. В центре стоял стол, за которым в основном дети делали уроки, облепив его со всех сторон. В углу – этажерка, каждая полка которой была чьей-то, с учебниками. Только диван и висевшее над ним зеркало в резной деревянной оправе напоминали о былой роскоши. Ещё – большой сундук с вещами для всех. И получалось так, что если Виталий приходил в дом, то либо все вежливо ссыпались в комнату – и тогда им не было доступа к кухне, всё из той же вежливости «не мешать свиданию», либо оставались на кухне, откровенно пережидая, когда гость уйдёт наконец…
Зимой выбора не оставалось, если он сам добирался до окраины города после долгого отсутствия – из-за срочных дел по службе, учений, командировок.
В таких ситуациях он не избегал любопытствующих мальчишек. Особенно его забавлял интерес к нему маленького Толика. Тот ещё в школу не ходил, поэтому не очень контролировал своё поведение и откровенно стремился с Виталием подружиться.
– Я напеку для Виталия блинов и только посажу его за стол, как обязательно Толя появится. Виталий подзовёт его к себе и спросит: «Хочешь блинов?». Ну, конечно, он хочет, хоть и молчит. Он ему эти блины и предложит. Так вдвоём и съедят. А что там есть-то – разве я могла много их испечь, когда «семеро – по лавкам»?!
– Где же вы встречались, мама?
– Да на вокзале в основном. А что ты смеёшься? Знаешь, как там тепло, и никто нам не мешал. Сколько хотим, столько и сидим там. Потом он меня провожал. Автобусов не было в то время. Так через весь город по линии и дойдём. Дома у меня погреется – и назад. До части уже путь вдвое короче – не то что до вокзала…
– А вот подругам, – вздыхала она при этом, – легче жилось. Почти у каждой была своя комната в доме родном. И никаких проблем со свиданиями у них не было. Вот и Чернова Вера тоже была куда счастливее меня в этом отношении.
– Да разве Вера Чернова была подругой тебе?! – почти вскрикнула я, наслушавшись за все годы про девушку, причинившую маме и боль душевную, и страдания моральные.
– Мы все дружили: одной компанией – и на танцах, и на праздниках. Внешне она ведь не выдавала своей ненависти. Как-то не отваживалась враждебно проявить себя со мной рядом.
Чужеродность
Да, они стали парой: Николай Беркутов и Вера Чернова. Но ещё больше меня впечатляло после погружения в ситуацию с мамой и отцом другое: всю жизнь они прожили в оранжевом доме-близняшке, напротив бабушкиного. Их веранда выходила прямо в наш звонкий от детских голосов двор.
Эту историю можно было бы с полным основанием назвать «Коварство и любовь». Беркутов с первой встречи на танцах влюбился в Лиду и тут же получил отказ. Но с непонятным упорством он продолжал время от времени приглашать её на танец. Девушка его не замечала: её привлекали яркие, артистичные натуры. Ей нравились