настоящей реликвией. Ведь девочка получила ее в тот день, когда видела прабабушку в последний раз.
На полупрозрачную головку русалки капнула слеза. Аделаида спрятала статуэтку и утерла слезы рукавом. Прабабушка не любила, когда она плакала. И тем более не одобрила бы слез по ней самой.
Насупившись, девочка продолжила колупать стену. От досады дернула сильнее за одну из обоин. Та отстала от стены так легко, будто только и ждала этого все эти годы.
Тогда-то Аделаида и нашла ее – тайну, спрятавшуюся за обоями старого дома. Страницу из дневника. Признание в убийстве от той, кого Аделаида боготворила.
2 августа, 1954 год
В какой-то миг боль поглотила все мое сознание. Она вырывалась из груди с каждым вдохом. И усиливалась. Словно в моей груди застрял нож, причиняющий боль при каждом вдохе.
Сначала я перестала гулять по утрам. Потом – радоваться светлому небу и солнцу. Затем солнце, улыбки и разговоры стали причинять боль. Сначала болела душа, потом – тело.
Если бы я не стала что-то делать, то так и сгнила бы заживо в глубинах этого дома. Его стены сжимали мою душу, давили и тискали. Но я уже была не в силах отказаться от этого извращенного удовольствия. Чем больнее мне было находиться в этом доме, тем больше я боялась потерять его.
Кто я без этого дома? Без его оглушительной тишины? Без чувства вины, которое внушает мне вид маяка, с осуждением глядящего на меня через все окна? Кто я без напоминания о том, что я сделала? Кто, как ни этот дом, расскажет мне, что я на самом деле из себя представляю?
Я пыталась убежать. Много раз придумывала планы. Как накоплю денег, как соберу вещи и просто уйду из этого дома, не оглядываясь. Один раз у меня почти получилось – я доехала до вокзала и даже взяла билет на поезд. Но сидя на перроне, я вспомнила тебя, Якоб.
Твою улыбку, сказку про хрустальную русалку, врученную мне на день рождения. Вспомнила, как мы купались на закате в бесконечно темном и тягучем море. Как ты гладил большим пальцем мою ладонь, говоря с лукавой улыбкой: «У тебя две линии брака, ветреная ты девчонка».
Кто бы знал, как в этот момент мне хотелось рассказать тебе все. О том, что я не хотела. Не хотела быть ветреной, но не смогла поступить иначе.
Я вспомнила все те жалкие крохи счастья, что пережила вместе с тобой, милый Якоб, в этом изысканном, но пустом доме, заросшем старым плющом. И поняла, что если уеду сейчас, то убью тебя снова. Ведь только пока я жива, пока помню твою улыбку, помню, как солнечный луч золотил не успевшие загрубеть волоски на твоей персиковой щеке, твои темные и всепонимающие глаза, запах соли и тепла, исходящий от твоей кожи…
Пока я помню это, пока сердце взрывается болью от каждого воспоминания о тебе, пока чувство вины терзает меня, обгладывая мою душу заживо, пока я чувствую все это – ты можешь пожить еще немного.
Это мое искупление, милый Якоб. Я вернулась в Плющевый дом с твердым решением остаться здесь до конца своих дней. Ты проживешь столько же, сколько и я. И окончательно умрешь вместе со мной.
Я заберу