трубки. И когда заговорил снова, улыбка сползла с его губ.
– Но дело того стоит, – сказал он. – Это дело всегда того стоит.
Мне выделили комнату в гостевом крыле дома. Здесь не пахло смертью, как в главных жилых помещениях, и в Решайе эта комната тоже не всколыхнула воспоминаний. Но все же я, лежа в темноте, костями чувствовала отсутствие Макса. А ведь я привыкла терять тех, кого люблю. И не ждала, что у одиночества окажутся такие острые зубы.
Решайе обвился вокруг моей боли, как струйка дыма вокруг чашечки трубки. Я чувствовала, как он перебирает и с любопытством рассматривает мою печаль.
При других обстоятельствах я бы ее отняла. Сейчас слишком устала.
«Ты знаешь это чувство?»
…Я знаю печаль…
«Не печаль. Скорее это…»
Что «это»? Я показала ему, что пережила, оставляя за спиной Серела, как с тех пор каждую минуту мечтала его вернуть. И еще сочащуюся кровью рану от потери матери, хотя с тех пор прошло столько лет, что ее черты стерлись в памяти.
…Горе… – пробормотал Решайе.
Я удивилась: ему понятно горе?
«Пожалуй, это можно назвать горем. Боль от чьего-то отсутствия».
…Для меня было таким горем лишиться Максантариуса. Пока не появилась ты…
Я подавила отвращение. Мне хотелось сказать: «Какое у тебя право грустить по нему, тосковать? После всего, что ты с ним сделал?» Но я старательно спрятала эти мысли, скрыла их там, куда Решайе не дотянуться. И спросила его:
«А что было до того?»
…До того ничего не было…
«А другие люди, носившие тебя в себе?»
…До Максантариуса была белизна, белизна, белизна. Другие были. Но теперь они всего лишь разбитое окно в иные жизни…
Запах моря, женщина глядится в зеркало, убирает от глаз медные волосы. Вкус малины.
«А до того?»
…До чего?..
«Когда у тебя не было других. Или всегда были?»
Молчание. Горестная пустота.
…Не думаю… – прошептал он. – …Может быть, что-то было. Но не помню что. А может быть, всегда только ненужные, разрушенные другие…
Протянутые сквозь травы руки. Снова и снова. Золото под солнцем. Блестящая чернота и отраженное в ней лицо, которое никак не разглядеть, сколько бы ни ворошил свою память Решайе.
Это было почти… по-человечески. Такая грусть.
«Чего ты хочешь, Решайе?»
Долгое молчание. Я чувствовала, как зацепил его мой вопрос.
…Я хочу историю…
«Историю?»
…История – это доказательство, что существует нечто между жизнью и смертью Я так долго существую между. Я хочу… – Он пошарил в поисках нужного слова, не нашел. – …Я хочу чего-то настоящего. И хочу жизни или смерти – вместо того ничто, что между…
Я сморгнула удивление. Не знаю, чего я ждала от него, но только не желания смерти. Хотя разве бы я ее не желала, живи я, как он?
«У нас есть дело, – пробормотала я. – Надо показать им все, на что мы способны. И делать это надо очень осторожно. Но если ты мне