сердце ускоряет свой бег, болезненно ударяясь о ребра. Похолодевшими пальцами заправляю за ухо прядь волос, оттягивая ответ. Меня раздирает на части. Я нуждаюсь в Терпсихоре, но вместе с тем боюсь, что она использует то, что ей известно, против меня. Ведь если кто‐то знает твою историю, то имеет над тобой власть. Я должна победить, поэтому просто не могу рисковать.
– Не знаю, – наконец говорю я и, виновато улыбнувшись, тут же добавляю: – Давай посидим у меня?
– Договорились, – Терпсихора морщит нос, но спустя секунду на ее пухлых губах снова появляется улыбка. – Только не заставляй меня заново пересматривать фильмы про Гарри Поттера. Я и так уже вызубрила все повороты и события, не хватало еще выучить фразы. Мой бедный мозг этого всего не выдержит, и я умру.
– «Для дисциплинированного сознания что есть смерть, как не новое замечательное приключение»? [2]
У Терпсихоры вырывается громкий стон, и я, смеясь, подталкиваю ее к дверям. Стоит распахнуть их, как на нас обрушивается волна тепла и едва ощутимого запаха краски, который смертные не могут почувствовать. Ценители искусства и те, кто решил спрятаться здесь от начавшего накрапывать дождя, прогуливаются вдоль стен, любуясь картинами. Они тихо переговариваются, смотря на полотна то под одним, то под другим углом. Прямо как совы – я усмехаюсь.
Не сговариваясь, мы с Терпсихорой идем в сторону, где меньше всего смертных. Первая же картина словно цепляет меня на крючок, захватывает все мое существо в ловушку. Я замираю, будто оцепенев. Взгляд приклеивается к девушке, стоящей перед зеркалом. Ее короткие, по плечи, волосы закрывают шею и щеки, отчего зритель может видеть лицо лишь в отражении. Она держит на весу кольчугу, прижимая ее к своей груди. В глубоко посаженных глазах читается недоверие, девушка словно не до конца осознает, чтó здесь делает. Ее тонкие губы приоткрыты, а уголки рта скорбно опущены. Она напоминает испуганного ребенка, которого заставили выйти на сцену и рассказать стишок перед огромным залом. Но тонкие брови хмурятся, и эта небольшая деталь кардинально меняет выражение всего лица. Она больше не боится. На смену страху приходит решительность человека, идущего по пути, который выбрал он сам.
– Подружка Персефоны, – разбивает звенящую в моей голове тишину бархатистый баритон. Вздрогнув, я резко оборачиваюсь.
На меня все с той же лукавой улыбкой смотрит незнакомец с моста. Но все внутри дрожит не из-за этого. За миг до того, как он окликнул меня, почудилось, что девушка на картине вздохнула, и металлические звенья в кольчуге лязгнули друг о друга. Она ожила, чтобы передать мне свою силу. И на долю секунды мне показалось, что в зеркале отражается мое лицо.
Глава 4
– На всякий случай хочу предупредить, что мусорное ведро находится в соседнем зале.
Изгибаю бровь, но улыбка при виде шутливой серьезности мужчины рвется наружу, и поэтому мой голос не так раздражен, как я бы этого хотела.
– Вечно мне будете об этом напоминать?
– Меня