Челленджер сверлил меня острым взглядом своих стальных глаз.
– Ну же, давайте! – проворчал он.
– Конечно, я пока всего лишь простой студент, – сказал я с глупой улыбкой, – который, можно сказать, только начинает искать ответы на серьезные научные вопросы. Но мне в то же время кажется, что вы слишком суровы по отношению к Вейсману и его теории. Разве полученные с тех пор общие доказательства не… ну, не укрепляют как-то его позицию?
– Какие еще доказательства? – с угрожающим спокойствием в голосе спросил профессор.
– Ну, мне, разумеется, известно, что нет ничего такого, что вы могли бы признать определенными доказательствами. Я просто имею в виду тенденцию современной научной мысли и общую научную точку зрения, если можно так выразиться.
Лицо его стало серьезным, и он весь подался вперед.
– Я полагаю, вам известно, – сказал Челленджер, загибая палец на руке, – что черепной индекс является фактором постоянным?
– Естественно, – ответил я.
– И что статус телегонии[28] по-прежнему все еще не определен?
– Безусловно.
– И что плазма эмбриона отличается от партеногенетического яйца?[29]
– Понятное дело! – воскликнул я, испытывая гордость от собственной наглости.
– Но что это все доказывает? – спросил он тихим вкрадчивым голосом.
– Да, действительно, – пробормотал я, – что это все доказывает?
– Так мне сказать вам? – проворковал он.
– Да, прошу вас.
– Это доказывает, – проревел Челленджер во внезапном приступе ярости, – что вы – самый гнусный обманщик во всем Лондоне, подлый и жалкий журналистишка, который смыслит в науке еще меньше, чем в соблюдении правил приличия!
Когда он вскочил с кресла, в глазах его пылал безумный огонь. Даже в такой напряженный момент я успел изумиться тому, что профессор оказался совсем не высокого роста и макушка его едва доходила до моего плеча – низкорослый Геркулес, чья огромная жизненная сила пошла вширь, вглубь и на развитие ума.
– Абракадабра! – прокричал он, опираясь руками на стол и подавшись вперед. – Все, что я только что говорил вам, сэр, было полной абракадаброй с научной точки зрения! И вы рассчитывали провести меня! Вы, с вашим мозгом величиной с грецкий орех! Вы ведь считаете себя всемогущими, вы, грязные бумагомаратели! Считаете, что ваша похвала может поднять человека, а порицание – сломать его? Мы все должны вам кланяться, стараясь добиться вашей благожелательности, не так ли? Этого мы поддержим, а этого – смешаем с грязью, да? Я знаю вас, жалкие мерзавцы! Что вы о себе возомнили? Раньше вы вели себя тихо, а сейчас потеряли всякое чувство меры! Презренные пустомели! Я найду способ поставить вас на место! Да, сэр, вам не удастся провести Джорджа Эдварда Челленджера, он не позволит командовать собой. Он предупреждал вас, но вы все равно пришли, и, видит Бог, вы знали, на что идете. И вы поплатитесь за это, мой любезный мистер Мэлоун! Вы затеяли довольно