Мариэль грациозно поднимается из кресла, я с невольным восхищением слежу за ней взглядом, одновременно понимая, что ей всё-таки не тридцать, как мне казалось сначала, а лет тридцать пять, возможно даже под сорок, но эти «сорок» легко дадут фору любой малолетке, – я предпочла бы вообще никогда не видеть тебя… в этом доме!
Весь оставшийся день она больше не показывается. А я, добровольно заточив себя в четырёх стенах комнаты, продолжаю отказываться от еды и общения даже с горничной.
Порядком измотавшись бесконечными мыслями и голодом, с наступлением ночи всё-таки забываюсь беспокойным сном, из которого меня словно выстрелом, выдёргивает вдруг что-то неясное.
Распахиваю глаза – по тёмной стене и потолку скользит луч света, за ним, спустя пару секунд, второй. Бросаюсь к окну и вижу подъезжающие к дому машины. Сердце тут же начинает отчаянно колотиться, словно чувствуя, кто именно приехал.
И такой вдруг страх накатывает! Изнуряющий, тянущий нерв за нервом, мотающий их в клубок неизвестности и беспомощности. Ладони становятся влажными и холодными, во рту наоборот пересыхает.
Смелость и нахрап, с которыми я ещё недавно штурмовала местную охрану, пытаясь просочиться в каждую щель или требуя сейчас же позвать ко мне хозяина исчезают, как и не было.
Теперь я чувствую себя узником накануне казни и, не зная куда деваться от томительного ожидания неизбежного, внутренне мечусь без остановки… а на деле лишь сжимаюсь калачиком на огромной кровати, накрываюсь одеялом едва ли не с головой.
Одиноко, пусто и страшно. Мамочка, родная, ну почему я тебя почти не помню? Как хотелось бы представить твоё лицо, твои спасительные объятия и любовь… Но я одна. Всегда, всё время, сколько себя помню.
А что, если Богдан не врал, и меня действительно хотят продать каким-то арабам? А за что? Ну что я всем им сделала?
Тепличный цветочек, с которого сорвали защитный колпак и так и оставили на сквозящем ветру – что ждёт меня завтра? Может, наконец пойму, что ничего прекраснее ненавистного пансионата в моей жизни и не было?
Слышу вдруг, как тихо щёлкает замок, и дверь в мою комнату открывается.
Обмираю, до головокружения затаив дыхание, каждой клеткой тела ощущая постороннее присутствие…
А когда наконец рискую слегка разомкнуть ресницы – вздрагиваю от неожиданности, увидев мощный мужской силуэт рядом с кроватью.
Как я умудряюсь не завизжать? От неожиданности, от страха и тяжёлого предчувствия неотвратимости. Тут бы не то, что визжать – впору впасть в истерику! Но я лишь плотнее смыкаю веки и… притворяюсь спящей.
«Бей, беги или замри» в действии. И выбор не особо-то богат, а надежда и вовсе лишь на то, что этот негодяй не настолько уж конченый, чтобы воспользоваться моей беспомощностью.
Улавливаю шевеление, но адским усилием заставляю себя дышать ровно. Слегка разлепляю ресницы… и меня обдаёт ледяной волной – мерзавец расстёгивает манжеты рубашки, затем, неторопливо, одну за другой, пуговицы на груди…
На мгновенье кажется – он знает, что я не сплю.