никакой встречи. Я ее дома не застал.
– Да ладно тебе оправдываться. В любом случае меня это не касается, – пожал плечами Макаров.
Убедившись, что приключившийся пожар особого ущерба не нанес, и поставив себе зарубку на память – обдумать тревожный звоночек, поскольку поджог – дело серьезное, Макаров уселся за руль и терпеливо дождался, пока заместитель взгромоздится рядом.
– С домом-то чего? – Дмитрий, разумеется, был в курсе неприятностей, нежданно-негаданно свалившихся на голову Гордеева. – Помощь нужна?
– Да разберусь, – сообщил заместитель мрачно. – Все нужные шаги мы уже предприняли, так что, думаю, скоро эта история благополучно закончится, не нанеся никакого ущерба. Единственное, маму жалко. Она переживает.
– Из-за дома?
– И из-за дома тоже. Мы двадцать лет в нем прожили. Привыкла она к нему. Но дело не только в этом. Ты же знаешь мою маму. У нее обостренное чувство справедливости. Она считает, что если завещание настоящее и дед действительно собирался оставить все Ренате, то идти против его воли аморально.
– Тогда зачем вы наняли адвоката?
– Чтобы убедиться, что завещание подлинное и воля деда действительно была такова. Согласись, есть что-то очень странное в том, что оно всплыло почти через четверть века.
– То есть Татьяна Михайловна не против отдать Ренате дом?
– Если получит подтверждение, что дед действительно этого хотел, то да.
– А ты?
– А я считаю, что тут что-то нечисто, – вздохнул Гордеев. – Кроме того, первое время после смерти деда я был убежден, что и с его смертью тоже что-то не так.
– То есть? – не понял Макаров. – Он же вроде от инфаркта умер?
– Скоропостижно скончался от сильного сердечного приступа. Вот только проблем с сердцем дед никогда не имел. Он за неделю до смерти прошел обследование в больнице, показавшее, что он совершенно здоров.
– Твой дед был уже немолод. Пережил потрясение, связанное с потерей сына, жена у него была на много лет моложе, так что нет ничего удивительного, что у него не выдержало сердце. И случиться это могло в любой момент.
– Да. Именно так все тогда и решили. Я настаивал на проведении токсикологической экспертизы, но меня никто не слушал. Еще бы, кто я тогда был, мальчишка восемнадцати лет. А потом я в армию ушел. Мама в права наследования за меня вступала. По доверенности. И в дом переезжала тоже без меня. А когда я вернулся, все уже быльем поросло. Даже Рената успела снова замуж выйти. И до недавнего времени никто эту историю не вспоминал. Вот как бывает.
– И что изменилось?
– Не знаю. Вся эта муть с внезапно всплывшим завещанием заставила меня в мыслях вернуться к тем событиям. И теперь я уже который день не могу отделаться от мысли, а что, если деда убили?
– У любого преступления всегда есть смысл, – сказал Макаров, подумав. – Если твоего деда убили ради наследства, то странно, что основная наследница и одновременно подозреваемая, которая могла теоретически подсыпать или подлить твоему деду какой-то яд, ждала более двадцати