работу меня самого могут убрать.
– Убрать?
– Ну, убить. Вот ты сделаешь фоторобот или свои художества повторишь. Мой портрэт (он так и сказал портрэт,) развесят на каждом столбе. Меня будут искать и рано или поздно заметут, ведь так?
– Наверно.
– Значит, я потенциально могу в сизо, то есть на следствии, сдать заказчика. А кто это допустит. У заказчика знаешь сколько бабла. Если он почувствует такой кипиш пошлет еще киллеров что бы меня убрали по-тихому. Сам виноват. Засветился. Так что оставь я тебя, и мне крышка. Усекла?
– Да.
– Ну, куда двинем?
– Подождите. Я стишок вспомнила! – сказала она с широко открытыми от испуга глаза-ми.
– Не длинный? – с нотками недовольства спросил киллер.
– Нет.
– Рассказывай голуба.
Девушка напряглась как-то вымученно улыбнулась и развела руками.
– Опять забыла.
– Вот видишь, сама у себя пару минут жизни украла. Ну ладно, пару минут я тебе подарю. Может, в толчек, в смысле в туалет перед смертью хочешь?
– Хочу.
– Ну, пойдем, только не закрывайся. Я ногу поставлю, смотреть не буду.
Они прошли в туалет. Она села посидела и встала.
– Что? Никак?
– Я при вас не могу.
– Мужчин боишься, поди, и девочка еще?
Настя, молча обреченно, кивнула. Глаза ее были потухшие и как бы закрыты поволокой и никаких мыслей в них не отражалось.
– Блин! Ну и работа у меня. Что зажалась?
– Так.
– Выпить есть?
– Есть. Водка. Вот тут в шкафчике, – торопливо пробормотала девушка, делая непроиз-вольное движение всем телом к кухонному гарнитуру.
– Не палёнка?
– Нет.
– Давай. Для храбрости.
Настя потянулась, достала дорогую мариинскую водку, которую предпочитал дядя. Литровая бутылка была початая, но около трех четвертей в ней еще было.
– Этот, которого я сегодня замочил …что? Заслужил, – сказал киллер, как бы разговаривая сам с собой, – воруют, не могут договориться. Как пауки в банке друг друга заказывают. Наливай,… наливай, полный стакан. Вот! Нормалек! Вон туда отойди в угол подальше, чтобы не слиняла, пока я пью.
Он размашисто одним залпом выпил две трети. Поставил остальное на стол.
– Офигенное пойло! Держи! – Он подвинул ей резко остатки водки, – Не брезгуй, пей из моего, тебе уже теперь все равно. Давай.
– Нет.
– Да знаю, что не пьешь. Надо. Кайфанешь. Не так страшно будет. И закусь. Поскреби по сусекам.
– У меня пирожки. Сама утром пекла.
– Молоток! Давай.
Она выпила все до дна, и они стали закусывать пирожками.
– Вкусные. У меня ма тоже такие пекла раньше.
– А сейчас?
– Сейчас нет. Она уже давно не встает.
– Ты ходишь к ней?
– Ну а как же? Я что совсем что ли.
– Странно.
– Да это работа. Так-то я нормальный. Она ясен пень, ничего не знает. Сегодня был. Завтра не знаю, как получится.