желаний и амбиций, а в зрелости осядет пеплом уникального опыта на наши головы. Что это, если не судьба? –мастер покачал головой, и оживлённо вздохнул. – У жизни действительно есть чувство юмора: она вручила наши судьбы в наши же детские ручки, чтобы всё оставшееся нам время мы провели или в борьбе с собственным творением, или же в гармонии с ним.
Киракия пока молчала. Её мучало интуитивное чувство того, что за словами мастера был скрыт некий смысл, который ей предстояло понять не сейчас, но позже. Но как же ей хотелось суметь сделать это немедля! Быть может, это бы впечатлило странного мастера.
Она вдруг подловила себя на этой мысли. Почему ей вдруг захотелось произвести на этого незнакомца впечатление?
– Мне уже скоро девять. –неуверенно подала голос она. – Я перейду в средние классы, и смогу выбирать новые для себя дисциплины. По-вашему, так я начну создавать свою судьбу?
– Как знать. –хмыкнул мастер столь нейтрально, будто бы только что не расходился в речи пропитанной уверенностью в своей идее. – Но определённо точно, ты создашь перспективу. Будь аккуратна в выборе, маленькая легенда.
К полудню, Хан был уже измотан. Большие владения его семьи означали огромные объемы работы по восстановлению после бури. Кроме того, его отец хотел чтобы он подал своим племянникам пример, а потому на долю Хана выпало особенно много поручений. В основном, он должен был быть "на подхвате" у взрослых, что, пусть и могло показаться относительно простой долей, – но когда ты "на подхвате" у всей своей многочисленной семьи… Достаточно было сказать, что когда его наконец отпустили отдохнуть, он стал понемногу бояться звучания собственного имени, ведь с самого утра каждый оклик непременно сопровождался каким-нибудь поручением или работой.
Давали о себе знать и синяки с ушибами, что не успели ещё зажить со вчерашнего дня. Он уже давно учился в Боевом Монастыре, а там любые ошибки всегда означали боль; да и игры с Киракией на тренировочной площадке не прошли без пары-другой падений. Вчера это казалось пустяками, но уже сегодня утром он почувствовал как ошибался. Больно было делать… всё. Но он был обязан терпеть и скрывать эту боль. Отец учил Хана, что мужчине достаточно лишь единожды показать свою боль, – кому угодно, пусть даже самому миру вокруг, – чтобы прослыть слабаком. А он не был слаб. Он был Ченшай, и не имел на это права.
К его облегчению, когда время отдыха подошло к концу, отец вызвал его к себе и велел одеться в ученическую тунику. Вместе, они собирались отправиться в Боевой Монастырь.
Мастер Аркат, отец Хана, был готов объявить О'ран о намерении его сына однажды стать мастером. Не простым бойцом клана, коими в Ву'Лан обязаны были обучиться и однажды стать поголовно все мальчики, – но мастером, хранителем секретов, техник, философии и тайной силы клана.
Это был серьёзный и смелый шаг, ведь получив согласие главы клана, родитель обрекал своё дитя на особенно тяжёлые испытания, без права изменить решение