захватила ее голову рукой, зажала под мышкой и ладонью залепила рот.
– Отведите нас, пожалуйста, в ближайшее отделение, мы хотим дать показания. – Ева лихорадочно вспоминала. В шести как минимум отделениях Москвы у нее были хорошие знакомые, а в случае полного непонимания можно было воспользоваться телефонной дружбой.
Весело хохоча, по платформе шли к вагону медбратья с носилками.
– Ну, в отделение так в отделение. Двинули!
Первым выходил из вагона нетрезвый капитан. Он обернулся в дверях, словно что-то вспомнил, покачнулся и провалился ногой вниз, в узкое пространство между металлическим боком вагона и платформой. Проорав все, что он знал о половых органах мужчин, женщин и насекомых, капитан стал стонать и удивляться, пока двое из отдела по разбойным нападениям пытались вытащить его ногу. Удивлялся он тому, как вообще его упитанная нога ухитрилась выше колена проскользнуть в эту щель. Удивленные, стояли на платформе девушки в форме, медбратья советовали отпилить ногу, пока она не затекла – потом вообще не достать. Ева прижала к себе посильней брыкающуюся женщину, подняла ее лицо вверх и заглянула в возмущенные глаза с мокрыми ресницами.
– Пьяная сволочь! – прошипела женщина, отодрав от своего рта пальцы Евы. – Разве тебе не хочется, чтобы ему отпилили ногу?
Майору Карпелову позвонили в три часа ночи.
– Извини и пойми, – сказали ему, – если не ты, то… сам понимаешь!
И в двух словах описали, зачем ему нужно немедленно явиться в свое отделение.
– Слушай, запри эту чуму в камере до утра, – зевая, предложил майор.
– Я запру. Я запру! – закричал в трубку дежурный. – У меня как раз двое наркоманов здесь все заблевали. Пусть они сдохнут на хрен, не жалко! Но мне-то куда деваться? И объяснительную я писать потом не собираюсь, она же, как всегда, – свидетель!
– А что там у тебя с нападавшим? – поинтересовался Карпелов, вставая с тахты.
– Нападавшая, – сказал дежурный, – ждет тебя, хочет, чтобы ты допрос потерпевшей провел в ее присутствии.
– И что, она еще не упала, ничего не сломала, эта нападавшая? – Карпелов натягивал джинсы. – Не подавилась жвачкой, не отравилась водой из-под крана?
– Жива, – дежурный помолчал. – Она хочет с тобой говорить, а эту свидетельницу носит под мышкой.
– Пусть говорит, – потянулся Карпелов, потом, услышав голос в трубке, замер и удивленно сел. Лицо у него сделалось беззащитно-глупым, пока он не стал улыбаться. С улыбкой это было вполне располагающее к себе лицо с крупным носом, нависшим над черными усами, выступающим подбородком, высоким лбом, небольшими темными глазами. Под усами майор Карпелов прятал мягкие губы нежного рисунка, которые ужасно нравились его любимой женщине. В свои сорок два он был подтянут, двигался всегда быстро и ловко и был любим сослуживцами за неистребимую веру в правосудие.
– Ах ты, чудушка моя! – закричал он. – Будь осторожна с этой чумой! Я мигом!
В отделении Ева протянула Карпелову