тонкие, перебирают волосы, словно струны музыкального инструмента.
И меня осеняет.
– Так это ты играл тогда, – машу рукой за спину, будто обозначая прошлое, – в бамбуковой роще?
– Кто знает, – усмехается он, и за эту усмешку можно отдать жизнь. – А можно я тоже дам тебе имя?
Киваю, спрашивая:
– И какое же?
– В твоих волосах запуталось пламя… – Он на миг задумывается. – Я буду звать тебя Огонек.
Расплываюсь в улыбке, довольная, как сытый котенок, подставляясь под ласку его чутких пальцев. И так же, по-кошачьи, жмурюсь. От незнакомца веет родным. Будто я знала его давным-давно и много лет подряд, но потом почему-то забыла. Но – не знаю, откуда, – приходит понимание: что бы я ни сказала или ни сделала сейчас, он заранее мне все простил.
Чтобы проверить, открываю глаза и произношу:
– Я тоже хочу дать тебе имя.
– Любопытно. – Он вскидывает посеребренную бровь. Прямую и идеальную, как меч.
Позволяю себе коснуться его волос. Как и ожидалось – чистый шелк, чуть более жестковатый, чем должно.
– А твои волосы уже перегорели, на бровях и ресницах тоже осел пепел. – Беззастенчиво скольжу пальцами по скульптурным чертам. Он позволяет. – Кто сжег тебя?
– А если отвечу, что ты?
И тон такой, не поймешь: шутит или всерьез?
Усмехаюсь:
– Я вижу тебя в первый раз. Как могла сжечь?
Или могла и мы вправду знакомы?
Он не отвечает, лишь берет мою ладонь и прижимает к щеке, опуская свои невероятные ресницы. Так мы застываем на пару мгновений.
Наконец он открывает глаза и говорит:
– Я все еще жду свое имя.
– Пепел, – отвечаю, не задумываясь.
– Хорошо, – улыбается он. – Ты – мой огонь, я – твой пепел.
– Мой? Твой? Разве мы уже…
– Т-с-с. Идем.
– Куда?
– А куда бы ты хотела?
– Домой.
– А где твой дом?
– Наверное, там же, где и твой… – Заглядываю в глаза, с радостью ощущая его руку на своей талии и слушая шум ветра в ушах. Я не умею летать, я же не бог, поэтому сейчас наслаждаюсь – и полетом, и красивым мужчиной рядом.
Мир с такой высоты вовсе неплох. Ночь сегодня удивительно светлая. Или это сияет тот, кто обнимает меня сейчас?
Я не знаю, сколько мы летим, завороженная самой возможностью оторваться от земли и воспарить, но через время все-таки приземляемся на лесной поляне. Светлячки кружат над ней, наполняя воздух волшебным сиянием. Ветви деревьев образуют полог над ложем из цветов и листьев.
Мы стоим рядом. Теперь мне приходится задирать голову.
– Это твой дом?
Пепел улыбается.
– Мой дом везде, где захочу. Я же странствую, так что весь мир может быть моим домом. И твоим тоже. Нравится?
Оглядываюсь, наслаждаясь видом, и киваю.
Он наклоняется, поддевает пальцами мой подборок и целует. Так, будто имеет полное право. Впрочем, имеет – сама отдала его. И тело отдам. Он должен быть первым, последним, единственным. Навсегда. Если не ему – разве можно