все свалили, за всех тянул.
– Они все ни за что сидят. Не боишься его?
– Я, Мариночка, давно ничего не боюсь. Даже умереть. Только сейчас у меня смысл появился жить. А давай погадаем? А?
– Как?
– На блюдечке, давай?
– Страшно…
– Тебе вечно все страшно, не боись!
Однажды, когда Марина училась классе в пятом, в конце января подружки собрались у нее дома, решили гадать. Нарисовали на листе ватмана круг, написали по кругу буквы, помадой начертили на блюдечке стрелку и, рассевшись по кругу за столом, стали вызывать духов. Блюдце, подумав, медленно двинулось по столу, и через некоторое время оно уже металось по ватману, складывая буквы в настоящие слова. Девчонкам было весело и жутко читать матерные слова, которыми кто-то из вызванных с того света поэтов крыл их почем зря. Потом, когда подружки разошлись, Марина открыла форточку – проветрить. Чтобы духи улетели. Морозный крещенский ветер ворвался в душную комнату, ударив форточной задвижкой в стекло. Холодный воздух ударил в лицо, приводя возбужденную Маринку в чувство. Да… Кто бы ей сказал тогда, с КЕМ они разговаривали и КОГО вызывали… Сказать было некому. Забава и забава, всегда молодежь гадает на святки. Только духи тогда никуда не улетели, а поселились там надолго. Когда у Марины уже была дочка Машенька, она десятилетняя, рассказывала маме, что с пяти лет, засыпая, видела медленно вылетающих из ТОЙ самой комнаты прозрачно-белых бесплотных духов. Они вылетали каждый день, когда Маша ложилась спать. От страха девочка с головой накрывалась одеялом, зажмуривала глазки, не открывая их даже под одеялом. Она долго не могла заснуть и боялась рассказать об этом маме. Так и жила в своем детском страхе, пока эти духи сами куда-то не исчезли после того, как в той самой комнате появилась иконка, которую принесла в дом бабушка Тамара.
Марина с сестрой сели за стол гадать-выпытывать, кто родится у Ольги.
– Дух Антона Павловича Чехова, приди! – Марина со страхом смотрела, как блюдечко двигалось под пальцами, еле прикасавшимися к его донышку.
– Я ЗДЕСЬ, – показали буквы.
Девчонки в смятении взвизгнули, захихикали.
– Скажи, кто родится у Ольги?
– ОНА БУДЕТ ГОЛУБКА, – ответило блюдце.
– Ну вот, а ты боялась, – сказала Оля. Внезапно прекратив сеанс, она вышла из-за стола. Ей стало не по себе, что-то смутило ее в этом гадании. – Пошли чай пить, чайник вскипел.
Они сидели на кухне и рассуждали о малыше.
– Мне шестнадцать, тебе двадцать шесть, когда родишь, будет двадцать семь. Племяшка будет на семнадцать лет меня младше. Почти как старшая сестра, – Марина прикидывала в уме несложные математические вычисления. – Он сказал, ГОЛУБКА. Значит, девочка. Не боишься, правда?
– Не-а, не боюсь.
Оля познакомила родителей со своим «бандюгой». Иван Иванович Алексея иначе не называл. Нет, еще звал «сидельником», за глаза, конечно. Ольге было плевать. Отец с матерью смирились с очередным несчастьем в их семье, и все стали ждать появления малышки. Оля