Как наливал, видели? – глаза буквально блестят и, кажется, что не может быть источником этого блеска нечто живущее внутри ее, что должно быть другое объяснение этому феномену, возможно так, удачно для нее, потому что экспрессию ее наполняет, лег лампочки верхней свет, – Он так крууууутоооо это делал, – и клонит голову, растягивая ключевое слово, прямо к разместившимся напротив двум девушкам, и но с прежней силой глаза ее сверкают, хоть отклонилась уже от света ряда потолочных винтажных мощностью 60W Interrior Wire, до сдвинутой по рогоже дивана справо налево задницы одной из компашки блеск этот цепляет – соединение, которое связка, почти до склоненных голов, и только мужчина, ранее отстраненно воспринимающий Виталика, также, спиной на спинку – движение тела, что есть отражение психологической дистанции, устанавливаемое над происходящим, – смотрит на эти «женские глупости».
– Реально круто, – говорит одна из двух, с рыжими волосами и легкими веснушками на лице девушка, но эти ее слова только формально Ее, рождены «вторжением» Другого. И кажется, что деление мира должно идти не столько по половой принадлежности, сколько по способности к «инициации» отдельных. Женщины же представляются основной, движущей мир слабостью силой, похищающие душу (зачеркни это, милый) разум, часто осознанно, становясь правителями, кого бы не захотело ни одно государство. И, кажется, уже слышен скрип половиц ступеней cultus под ногами нового образа, кастрированного от воли властью и, отдельно, женщинами его.
– Ну, девочки, мы с вами еще вино не пробовали, – старается пошутить третья, с забранными в хвост волосами, на вид ощущаемая из них самой старшей.
Эта мысль замораживает разговор на какое-то время, каждый занят осмысление произнесенного И…
– Да, согласна, давайте выпьем, – бойкая девчушка, соглашаясь, отъезжает ближе к светло-бежевому фону дивана и, уже спокойно и аккуратно, поддевает бокал, – Кто-нибудь скажет тост? – поворот головы на 83—87* градусов – колеблющийся показатель – в сторону мужчины, до этого молча сидевшего и молча взиравшего – ее приглашение ему.
Подбирается. Отрывает от нее взгляд, из жесткой мягкости дешевого дивана спину, взяв бокал, обращен к публике, что состоит из тех же двух напротив девушек.
– Давайте выпьем за упавшую на человечество освобождающую все, и каждого, чуму, – произносит, поднимает бокал к верху, склоняет голову в поклоне бестелесной силе. И никто из окружающих не почувствовал в его жестах наигранного драматизма, искренно торжественен, отдается сему акту.
– Да, давайте, – девушка с хвостом просевшим от веса тоста голосом.
Вторая даже не решается высказаться, молча протягивает свою тонкую белой кости кожи руку в центр, которым стал его бокал.
– Да, давайте, – «инициатор» в прошлом, самая бойкая, ближайшая к мужчине, номер 1., теперь уже сама копирует, следует примеру оригинала, но в серьезности ее голоса ощущается что-то не ушедшее от прошлого звонкого